Десантники не сдаются

— Ничего не поделаешь, — сказал Кумаченко, выруливая к широкой парадной лестнице.

— Для меня был шок, когда оказалось, что среди столпов науки, академиков, ворюг еще больше, чем среди торгашей.

— Преувеличиваешь.

— Если бы… Дело в том, что многие из них проложили себе дорогу по черепам. Научный карьеризм ничем не отличается от обычного, чиновничьего. Есть, правда, подвижники, которые по заслугам получают почести.

— А есть администраторы, и таких большинство, — завершил мысль Кумаченко. — Это вполне естественно.

— А науку двигают одержимые… Хороший костюм и металлокерамические зубы редко сочетаются с одержимостью.

— Ладно… — Кумаченко посмотрел на свои швейцарские часы — сталь с золотом, вместо стекла сапфировый кристалли —, которые приобрел в прошлом году в Париже за одиннадцать тысяч долларов. — Пора. Нас уже ждут.

Они поднялись на третий этаж и остановились перед тяжелыми двустворчатыми дверьми вице-президента АН России академика Ачарова.

— Разрешите, Владимир Георгиевич? — постучав, осведомился Кумаченко.

Ачаров был в Академии не в фаворе, секретарша ему положена не была.

Кабинет был огромный — тяжелая мебель, тяжелые портьеры, высокие лепные потолки, шкаф, заполненный кожаными переплетами книг. Компьютер с плазменным экраном — это из современности, из наших времен. Этот кабинет знал гигантов… Но и директор института прикладной механики, академик Ачаров тоже был из старой плеяды мамонтов, беззаветно преданных науке, основатель серьезнейшей научной школы, один из тех, кто прорубил окно в космос. Да и внешне он походил на мамонта — пожилой, но еще мощный, широкоплечий, с громадными ручищами человек. Проницательные, все понимающие глаза. Да, штучный экземпляр. Таких уже нынче не производят.

Академик предложил присесть в углу кабинета, где стояли неизменные кожаный диван, два кожаных кресла, невысокий журнальный столик на гнутых ножках.

Секретарша все-таки где-то в окрестностях водилась. Во всяком случае после звонка академика в кабинет вошла полноватая девчонка в длинном платье. Она поставила на журнальный столик кофейник, фрукты, сахар и конфеты. А академик добавил к сервировке графинчик с коньяком.

— Владимир Георгиевич, вы не в настроении, — поставил диагноз жизнерадостный колобок Богучарский, которому многое прощалось из-за бесшабашного веселого нрава и незлобивости. — Сразу скажу суть проблем. Институту механики урезали финансирование на будущий год. Вы пролетели мимо грантов. Уехали за рубеж еще несколько перспективных сотрудников.

— Последние уезжают, — вздохнул академик. — Саркисян уехал. Считай, целое направление утрачено. Перспективное направление.

— А тут еще Саша Нейман черным вороном вьется, — хмыкнул Богучарский, разрезая маленьким серебряным ножиком апельсин. — Пакетики растаскивает. К вам не заходил?

Академик потер огроменной ручищей подбородок.

— Знает, что бесполезно. И рука у меня тяжелая.

— Дал вашему институту хоть немного продержаться Колумбийский проект? — спросил Кумаченко. При посредстве ООО «Третье тысячелетие» было заключено соглашение с аналогичным американским институтом о проведении совместных разработок. Это позволило Ачарову еще на год сохранить расползающийся по швам институт.

— Немножко, — кивнул Ачаров. — А ведь были времена, когда не обязательно было ходить с протянутой рукой за рубеж…

— Были… Прошли, — недовольно произнес Кумаченко. — СССР сожрал системный кризис.

— Системный кризис? — Академик насмешливо посмотрел на расслабившегося в кожаном кресле гостя. — Миф… Это был обычный кризис. Я знаю, о чем говорю. К началу девяностых наша страна подошла по ряду направлений к технологиям даже не двадцать первого, а двадцать второго века. Страна могла сосредоточить на перспективных темах огромные ресурсы. И оставить Запад в хвосте… Был бы гигантский скачок не только нашей страны, но и человечества… Сбили на взлете нас, а не мы сами упали.

— Спорный вопрос, — поморщился Кумаченко, которого быстро утомляли политические споры.

— Может быть, — кивнул устало академик. — Но у нас была своя дорога. Сейчас мы вынуждены плестись в русле цивилизации, которая подчиняется устоявшимся центрам силы и транснациональным монополиям. И тут шаг влево, шаг вправо — побег…

— Прыжок на месте — попытка улететь, — вставил Богучарский.

— Оборона. Космос, — вздохнул Ачаров. — Межпланетные станции. Ядерные ускорители. Подводные исследования. На все средства находились. А теперь Нейман шастает по этажам с пакетиками и присматривается, чего здесь еще можно урвать.

— И что делать — вечный русский вопрос? — Колобок хватанул немножко коньяка и его розовые щечки порозовели еще больше обычного. — На что надеяться, Владимир Георгиевич?

— На что? — Ачаров устало и грустно улыбнулся. — На самих себя. Русский всегда носы всем утирал… Важно сейчас пережить. Переждать. Выжить. И что можно спасти — вынести из огня.

— Что нельзя — похоронить, — поддакнул Богучарский.

— С почестями. — Академик улыбнулся. — Ладно, чего душу травить без толку. Тут возникли несколько необычные обстоятельства. Думаю, для вас они будут небезынтересны.