Десантники не сдаются

— Весь внимание, — сразу напрягся Кумаченко, понимая, что начинается разговор, ради которого Ачаров пригласил их.

— В сибирской Тмутаракани есть филиал института ядерных исследований… В былые времена работали чисто на оборонку, поэтому и заперли их в леса. Профессор Грушин. У него была лаборатория. Давно им финансирование пообрубали, благодаря… — Академик ткнул пальцем в пол, намекая на второй этаж, там располагался секретариат и другие органы, распределяющие деньги на науку. — Бесперспективно. Безумно. Не сулит немедленной выгоды… Недавно ребята Грушина позвонили мне…

Ачаров замолчал.

— Не томите, Владимир Георгиевич, — укоризненно произнес Кумаченко.

— Не знаю… Мне не верится… Но не доверять им оснований нет… Если действительно у них все вышло, как они говорят, то это прорыв в электродинамике. Где, кстати, прорывов никаких давно не ждут.

— Вы не хотите в своем институте устроить проверку? — спросил Кумаченко.

— Нет возможности. Урезают, урезают, урезают… На грантах держимся и на международных программах… Кроме того, немного не по профилю. И ребята хотят извлечь выгоду, в чем, как вы понимаете, мы совершенно не сильны…

— Все ясно, — кивнул Кумаченко. — Нужно смотреть. Изучать. Путь привычный — товар лицом. Экспертиза. Патентование. Приискание инвесторов или благотворителей — как выйдет.

— Я понимаю, — кивнул академик. — Завтра в Москве появится молодой человек. Я его лично не знаю, но мне его отрекомендовали, как весьма перспективного ученого… Правда, личность несколько экстравагантная.

— Направьте его ко мне, — усмехнувшись, произнес Кумаченко. Он привык к экстравагантным личностям. И считал себя готовым ко всему.

Но то, что возникло на следующий день в офисе фонда «Третье тысячелетие», было нечто из ряда вон выходящее.

В назначенное время возник верзила лет тридцати-тридцати пяти. Его атлетическая комплекция сочеталась с плохой координацией движений и неуклюжестью. Он тут же смахнул вазу со стола в кабинете Президента фонда и с трудом приземлился на стул, который жалобно скрипнул под его массой. Одет был в мятые джинсы, клетчатую рубашку, клетчатый же, изрядно жеваный, пиджак и зеленый галстук. Галстук тер ему шею, и верзила то расслаблял, то затягивал узел. Видно было, что к этому светскому элементу одежды он так и не привык.

— Парамон Васильевич Раздыхайло, — сухо представился посетитель. Взгляд у него был несколько рассеянный и вместе с тем настороженный.

— Очень приятно. Присаживайтесь, — предложил Кумаченко, поняв, что это тот самый протеже академика.

Выпрямившись в кресле, будто кол проглотил, гость выставил перед собой ладони и повел ими вокруг себя, сосредоточенно и хмуро глядя в одну точку. Богучарский, сидевший в уголке на диване, наслаждался этой сценой. В его коллекции патологических ученых типажей сегодня прибыло серьезное пополнение.

— Аура неважная, — сообщил гость изумленному Кумаченко. — Подчистить бы надо.

* * *

Денисов прочитал справку-меморандум по оперативному делу «Сластолюбцы». В три страницы, исполненные мелким шрифтом, втиснулось достаточно информации, чтобы в нормальной стране тряхануть, как землетрясением, властный Олимп. Но это в нормальной стране.

— Глубоко копаешь, — произнес Денисов с одобрением.

— Ну да. Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, — угрюмо кивнул Никита Сытенко, начальник отдела по борьбе с преступными авторитетами.

— А солдат из ВДВ заменяет БМД. — Денисов поглядел на аккуратно исполненную схему связей фигуранта. Стрелки тянулись к многочисленным связям разрабатываемого лица — к «телам» (так называли детей), к заказчикам — заядлым педофилам.

— Во, смотри, сучье какое, — зло процедил Сытенко, тыкая в схему. — Весь московский бомонд.

— Смотрю, крепко ты на этой теме завис, — усмехнулся Денисов.

— Завис. Руки к пистолету тянутся.

— А руки связаны, — кивнул Денисов. — История стара, как мир.

— Противно это все, — скривился Сытенко. — Смотри, кто нарисовывается. Известный кутюрье. Не менее известный певец. Ну, знаешь его. Поет «Твои бездонные ресницы».

— Ресницы?

— Ресницы, — кивнул Сытенко. — Еще тут два депутата Госсобрания России. Один, кстати, из комиссии по делам молодежи.

— Комиссии по молодежи? М-да… Знаешь разницу между педофилом и педагогом?

— Ну?

— Первые действительно любят детей.

— Любители… Оба от «Союза демократических перемен». У них там половина педики. А вторая половина — педофилы. Еще тонкая прослойка других извращенцев — зоофилов, некрофилов…

— Ты серьезно? — хмыкнул Денисов.

— Если и преувеличиваю, то немного… Самое страшное, что по информации минимум двоих детей убили… Олег, скажи, что теперь со всем этим дерьмом делать? — Сытенко хлопнул ладонью по распухшему тому.

— А ведь заступятся за него, когда мы его за хобот вытянем. — Денисов постучал пальцем по центральному квадратику в схеме, в котором разместился один из главных поставщиков малолеток столицы и по совместительству преподаватель МГУ. Ему присвоили условное наименование «Урод».