Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ

Военврач 3-го ранга, выпускник Московского медицинского института 1941 года, доложил о том, что часть ранбольных переправлена через боевые порядки 202-й стрелковой дивизии в медсанбат, а многих нужно где-то оставить, пока не наладится воздушная связь с Валдаем…

– Ясно!.. Все свободны… Готовьтесь к переходу!

Часть третья

Без пощады

С врагом и смертью не играя в прятки,

Он шел сквозь эти хмурые леса.

Такие молча входят в пекло схватки

И молча совершают чудеса.

Алексей Сурков

Комбриг Тарасов требовал без скидок на трудности:

– Громите гарнизоны фашистов! Расширяйте фронт диверсий мелкими группами!

Ночами гремели гранаты, выстрелы, связанные с разведкой, с прокладкой маршрутов, захватом площадок, пригодных для приземления самолетов и приема груза с воздуха. Карта начальника штаба бригады Ивана Шишкина все гуще покрывалась значками и метками, высвечивая диспозицию противника.

Тарасов вел себя строго и бескомпромиссно в тылу врага, как и во время формирования соединения, не терпел возражений.

– Здесь служба, а не санаторий!

«Тарасов Н.Е., комбриг наш, выходил сам туда, где складывалось тяжелое положение у боевой группы или батальона, – пишет из Кирова Анатолий Михайлович Шаклеин, бывший порученец командира МВДБ-1. – При перестрелке вел себя осмотрительно, не отличался от рядовых красноармейцев. В пище был не разборчив, понимал, что у всех голодуха… Как мне помнится, думал о подчиненных. Слышал от него высказывание: «Не жалеть бойца, а беречь его надо!» Как-то связной ПДБ-1 Леня Морозов затерялся, так комбриг тотчас отрядил меня с поручением: «Найти Морозова, каким бы он ни был!» Нам повезло: ослабевший связной недалеко отошел от штаба. Но Тарасову показалось, что я долго был в поиске – отчитал!..»

Временами суровость Тарасова пугала Мачихина. Люди несли в тылу врага огромную психологическую нагрузку. Одолевало молодых красноармейцев физическое утомление. Угнетала необычность обстановки. Комбриг не считался со всем этим, жестко требовал полной самоотдачи.

Понимая и принимая ситуацию, Мачихин помогал укреплять авторитет комбрига в глазах подчиненных. Это отвечало конечным целям рейда по тылам 16-й немецкой армии. Рассуждая про себя, комиссар приходил к выводу, что ничего страшного пока не произошло. Было бы хуже, если бы бригада проложила себе путь через передовую линию фронта с боями и тем самым сделала дальнейший поход почти бессмысленным.

Затянулось начало рейда по тылам. Девять суток минуло, как бригада всеми силами вклинилась в тылы фашистов, а до выполнения главной задачи дело еще не дошло, это усиливало смутную тревогу комиссара бригады. Мачихин с комсомольских времен не привык и не умел покоряться обстоятельствам. Считал это уделом слабых. И прибегал к заключению, что сам виновен в первых просчетах и нелепицах в действиях десантников. Кто, как не комиссар, в первую голову ответствен за операцию соединения? Командир – по долгу, а комиссар – по партийной совести. Это, считай, посильнее первого!

Мачихин выбирал момент, когда можно будет поговорить с комбригом откровенно: не мог комиссар носить в душе сомнения, делая общее дело с Тарасовым.

Бригада стала на долгий привал в лесах за Полометью. Штаб, как обычно, очутился в центре многорядового круга: сперва редкие точки батальонных штабов, потом, подальше – цепочка ротных и взводных биваков и, наконец, линия боевого охранения. Все эти звенья сложного механизма соединения располагались достаточно далеко друг от друга, отделялись рощами, просеками, тщательно маскировались. Вскоре это многокольцевание ложилось на карту-схему, которую Иван Шишкин и Василий Рыбин наскоро набрасывали, как только десантники обосновывались на местности. В штаб по твердо заведенному Тарасовым порядку прибывали связные с донесениями, с уточнениями дислокации подразделений МВДБ-1.

Комбриг Тарасов колдовал с радистами и светлобородым шифровальщиком Алексеем Бархатовым, надеясь на связь с Валдаем.

Комиссар Мачихин прислонился к дубу и пережидал, когда угомонится люд, чтобы отправиться в батальоны, выслушать комиссаров и политруков рот о состоянии подразделений, о настроении десантников.

– Видал, опять со связью нелады! – ругнулся Тарасов, подходя к комиссару. – Батареи сели, черт бы их побрал!.. Сводки Совинформбюро длинные и частые… Придется сократиться до одного раза!

– Без вестей с фронтов как обойтись, Николай Ефимович! – удивился Мачихин. – Газет не получаем….

– А вот так! – Тарасов был все же доволен: бригада переборола леса и болота, расположилась в заданном районе, ждет продуктов, настроение личного состава нормальное. Продолжил умиротворяюще: – Помню, на Дальнем Востоке десантный полк десять суток рейдировал по Уссурийской тайге на ученье. Без газет. Без радио. Маршал Блюхер дал отличную оценку занятиям! Понял, комиссар?

Имя Блюхера тогда было не в ходу, а к разговору прислушивались радисты, порученцы, штабные командиры, и Мачихин поспешно предложил:

– Николай Ефимович, прогуляться не хочешь?