Десерт для герцога

Мы обвенчались через месяц, в замковой часовне. С моей стороны были Фил и девочки. Еще Лайгоны, которые теперь считались моими родителями, хотя у нас по-прежнему не нашлось общих тем для беседы. И мой, получается, еще один брат —Лютер, приехавший поблагодарить тех, кто добился для него королевской милости. Со стороны Альбина – его отец, мачеха и четыре незамужние сестры, а еще Эгберд со своими парнями. Не знаю, насколько скромной считалась подобная свадьба – по мне, так в самый раз.

В первую брачную ночь Альбин полоснул ножом по своей ладони.

– Простыню вывешивать не будут, – пояснил он в ответ на мой ошарашенный взгляд, – но прислуга болтлива, а леди Голданна чересчур набожна. Незачем давать повод разгуляться злым языкам.

Что ж, если сплетни и были, до меня они не дошли.

Герцог оказался очень похож на сына. То есть, наоборот, конечно, Альбин на отца, разве что тот был сероглазым блондином. Но горячую кровь мой муж унаследовал не от матери. Правда, старший герцог за свою жизнь научился сдерживать нрав. Меня он принял холодно, но ничего другого я и не ждала. В конце концов, родня Альбина вовсе не обязана меня возлюбить. Да, я оказалась не самой плохой партией для молодого герцога – Лайгоны, чьей дочерью я теперь считалась, были не последними людьми в Англии, и теперь, после опалы сэра Роберта, брачный союз с ними стал в том числе и сигналом свету, что они склонились перед теми, кто оказался сильнее их бывшего покровителя. Граф даже дал за мной приданое – клочок земли с деревенькой на границе владений его и моего свекра. И все же это жалкое с точки зрения герцога приданое не могло перевесить моего главного недостатка.

По представлениям семьи моего мужа я была чудовищно невежественна и невоспитанна: не знала даже катехизиса и элементарного этикета. Прямо как пушкинская старуха – «ни ступить, ни молвить не умеет». Пришлось учиться – не хватало еще по незнанию кого-нибудь оскорбить или спровоцировать поединок! Не скажу, что новые привычки давались мне легко, но в конце концов меня можно было выпускать в общество.

О герцоге отзывались как о гневливом и подозрительном типе, и во многом были правы. Впрочем, не довелось мне и видеть, чтобы его гнев обрушился на неповинного. Но каков бы он ни был, я помнила, что именно он воспитал мужчину, которого я люблю, и была за это благодарна. Пару раз только эта мысль помогла мне сохранить самообладание. Ну, и еще понимание, что я, наверное, тоже злилась бы, если бы в моем доме появилась девица, которая сморкается в шторы и вытирает руки о скатерть – а поначалу мои манеры, точнее их отсутствие, наверняка воспринимались примерно так. В самом деле, чем больше я постигала азы хороших манер, тем мягче обходился со мной свекор.

Магии меня учила леди Голданна, и эта наука оказалась куда проще этикета. По крайней мере, та ее часть, что была доступна женщине, ведь боевое применение магии оставалось уделом мужчин. Во всем остальном свекрови, казалось, не было дела ни до пасынка, ни до меня, ни даже до собственных дочерей – словно вся ее любовь без остатка была отдана мужу. Она и правда легко и даже с радостью уступила мне хозяйство.

Сестры же Альбина вовсе не обрадовались моему появлению. По счастью, у них хватило достоинства не устраивать женские бои в грязи, типа подкинуть в тесто для хлебов дохлую мышь или испачкать в смоле вещи. А у меня хватило ума помнить, что это я пришла в их дом, а не они в мой. Мало-помалу мы притерлись друг к другу, поделив хозяйственные дела. Я забрала на себя кухню и все, что связано со снабжением замка продуктами – и, признаться, новых обязанностей мне хватало выше головы. Хотя Альбин был прав – это оказалось куда интересней, чем поднимать трактир. Как бы то ни было, кладовые замка были полны, а рябиновым вином, что созрело к Йолю, герцог хвалился перед гостями. Правда, экономку все же пришлось уволить – нечего было подворовывать.

Как ни странно, сестер Альбина примирили со мной носки. Обычные шерстяные носки грубой вязки, которые я наскоро соорудила, когда пришли холода. Даже магия не могла по-настоящему прогреть камень, а я очень мерзла всю зиму, когда носила первенца. Устав от холода по ногам, я попросила кузнеца нарезать проволоку и зашлифовать края, превратив в спицы. В одной из кладовых очень удачно попалось веретено с накрученной ниткой, которую некогда сочли слишком толстой и грубо спряденной, чтобы ткать из нее полотно. А мне оказалось в самый раз.

Недовязанный носок в моих руках произвел эффект разорвавшейся бомбы. Оказывается, шелковые чулки, которые я считала вязаными тончайшим крючком, вязали иглой. Петельным швом, стежок за стежком, ряд за рядом. И искусство это было доступно лишь мавританским мастерам, потому вязаные чулки стоили безумных денег. И увидев недовязанный носок, моя старшая золовка мигом сообразила, какие открываются перспективы.