Десерт из каштанов

Мальчик кивнул еще раз. А потом отвернулся и тихо всхлипнул. Арсений опустился рядом с ним на колени и крепко-крепко прижал к себе.

VII

На оформление опеки над Мишкой ушло больше времени, чем можно было надеяться. Каждый раз, возвращая его обратно в приют, Арсений едва мог уговорить себя уйти.

С Женей они встречались по-прежнему только втроем.

Чем больше Арсений узнавал настоящую Женю Хмелеву, тем больше росло его уважение к ней и его нежность тоже. Когда-то, стоя над ее кроватью, он представлял, как тяжело ей будет входить в колею нормальной жизни, и часть его страшилась, что девушка никогда не сможет восстановиться. Он и сейчас не знал, что творится внутри нее, но то, с какой осознанной целеустремленностью она шла вперед, его завораживало.

Использовав жизнь в сторожке Максимыча как передышку, она при первой возможности сняла новое жилище (хватило только на комнату в общежитии завода «Электроприбор»), перевезла туда вещи из дома-корабля и на следующий же день, опираясь на тросточку, отправилась на работу в кофейню. Но к вечеру уволилась:

– Там меня впервые встретил этот… Мартынов. Я помню, за каким столиком он пил свой ромашковый чай. Не хочу там больше работать.

Теперь Гаранин замечал, как тщательно она выполняет все предписания психолога: не замалчивать, не стыдиться, не жить прошлым, не винить себя. Не прошло и недели, как она отыскала новое место в кафе-мороженом «Василек», что располагалось на площади. В общежитии кухня была общей на этаж, так что девушка с утра до ночи сидела в «Васильке» и экспериментировала, как сумасшедший ученый в лаборатории. Директор кафе, Алевтина, души в ней не чаяла, сразу раскусив, что этот человек – настоящая находка для заведения.

Когда Арсений привозил туда Мишку, Женя выставляла перед ними несколько металлических вазочек:

– Ну-ка пробуйте. И честно говорите, что да, что – нет.

И ее серые глаза пытливо смотрели, смотрели, смотрели!

Откуда у нее хватало фантазии? Это был новый мир вкуса и холода. Лавандовое мороженое с изюмом и черникой, мятное мороженое с белым шоколадом, крем-брюле с малиной, банановое с миндалем, кокосовый пломбир и даже мороженое с пармезаном и перцем. Жаренные в кукурузных хлопьях шарики пломбира произвели на кухне фурор. Основным блюдом к ним шел черничный суп.

– Кто сказал, что жизнь быстротечна? – шутила она, облизывая ложку. – Мороженое – вот что быстротечно!

Они виделись по средам и воскресеньям. Мишка уплетал мороженое, Женя требовала от него объяснений, почему одно нравится ему больше, а другое меньше, и тот удивлялся и хохотал:

– Просто одно вкусное, а другое – так! Вообще у меня вот это любимое, со вкусом огурца.

Оба черноволосые, они оказались одной крови.

Когда креманки были выскоблены, а в случае с Мишкой – и вылизаны, они втроем с Гараниным просто сидели за столиком и болтали. Мишка увлекся динозаврами, и Арсений рассказывал каждый раз что-то новое – то о трицератопсах, то о трилобитах. Он настаивал, что узнал все это из институтского курса зоологии, но Женя подозревала, что для этих импровизированных палеонтологических экскурсов ему приходится готовиться накануне по книгам. И с улыбкой оставляла свои догадки при себе.

В первое воскресенье марта она тоже ждала Арсения с Мишкой. Обычно они приходили около двух, но часы на площади пробили четверть третьего, потом половину, а их все не было.

При взбивании сливки почему-то свернулись и отсеклись от жидкости неприятными творожистыми хлопьями.

– Черт!

Женя отпихнула миску и сунула венчики под воду. Еще несколько раз выглянула в зал, прошла до входной двери и поискала их снаружи, по ту сторону стеклянной витрины. Но ни высокой фигуры Арсения, ни Мишкиной шапки с помпоном на площади видно не было.

Когда в кафе послышались три удара уличных часов, Женины руки уже подрагивали, а в голове больно стучали молоточки. Она выпила таблетку, не сумев сразу проглотить из-за тугого узла, свившегося под ребрами.

Что-то стряслось.

А может быть, ничего не произошло, и это еще хуже. Может быть, они просто забыли про нее. Арсению надоело сдувать с нее пылинки, и он решил, что и так уже много сделал и теперь вполне обойдется без Жени Хмелевой. И ведь правда – обойдется! Тем более она ведь теперь уродина, с этим штопаным черепом, шрамом во всю щеку, с которого еще не сошла свежая краснота, и в очках, потому что руки не слушаются пока настолько, чтобы вставлять контактные линзы. У Арсения есть все основания забыть о ней, как о страшном сне.

Словно в подтверждение ее страхов, зеркальная панель в зале отразила ее целиком, растерянную, опирающуюся на тросточку, измученную… Насмешка над природой, а не человек.

На ее глаза навернулись слезы. Жене стало вдруг так страшно, так ужасно тоскливо, что она бросилась в кабинет Алевтины, только бы не оставаться наедине со своими мыслями.

– Женька, ты чего белая как смерть? Болит что?

– Нет-нет, все в порядке.

Она не знала, что сказать.

– Аля, можно я уйду пораньше?

– Сейчас?

– Да. Если можно. Голова болит.

Хозяйкины брови поползли вверх:

– Ты же только что сказала, что ничего не болит…