Дешевая литература

Всё это не сильно заботило бы меня, но я зачем-то всё-таки узнал имя той индианки с потоковой лекции. Ее звали Маниша. И после этого я уже не мог перестать думать о ней.

Иногда мы встречались двумя семьями с Хуаном и Эммой прямо посреди недели, чтобы выпить и разнообразить жизнь. Наши жёны нашли общий язык и каким-то непостижимым образом пересказывали друг другу самые сложные истории, притом что Эмма две трети времени говорила только на испанском. Но они отлично друг друга понимали.

Мы же с Хуаном слышали, как наши жёны поют песнь тридцатилетия уже в унисон, и немного грустили. Они говорили о правильных, понятных, человеческих мелочах: как собрать денег, как планировать недельный, месячный, годовой бюджет, как продлить визу, родить детей. Мы с Хуаном обычно слушали это молча, наблюдая за дрейфующими айсбергами в бокалах с виски, не способными потопить «Титаник».

Если мы выпивали наедине, то за выпивкой обсуждались бабы, похождения прошлого, тоска по pussy и, вообще, захватывающие вещи. Не знаю, думали ли вы когда-нибудь, но брак – это максимально несексуальное состояние. Жена не имеет pussy. Муж не имеет dick. Вместо этого вы имеете обязательства, а обязательства имеют вас – это уроборос брака.

Однажды мы с Хуаном изрядно перепили, даже мне, с русской печенью, с утра было тошнотворно тоскливо. Как раз в то утро вновь пришлось идти на учёбу, и я оказался на перекрестке, совершенно не в фигуральном смысле слова. Буквально.

Иммигрантской побитой собакой я стоял у обочины. Меня сервировали и подали к столу не в своей тарелке, и, поглядывая с подозрением на корейцев, я опасался, что не побрезгуют. Русская борзая собака становится мягче и беззубее в непривычной среде и отлично сгодится с ким-чи в качестве гарнира.

Мой колумбийский друг перешёл дорогу, так нелепо и мило в свои тридцать шесть выглядящий. Его пузико, старомодный свитер и толстенные очки-хамелеоны оставались единственным и почти не сменяемым луком. В прошлом он действительно читал лекции у себя в стране для молоденьких дамочек, по глупости выбравших курс психологии в университете, теперь же он учился со мной в медколледже вместе с чуваками, которые после слов «методология» или «парадигма» могут и оскорбиться.

Голова гудела, хотя я был моложе, да и пил меньше, чем Хуан Давид, а именно так его назвали родители при рождении, что, на мой вкус, было хуже имени Хуаныч, которым я его прозвал.

– Здорово, мужик.

– Здорово-здорово.

Подъём был крутой, и с каждым шагом я чувствовал, как в висках ещё плещется вчерашнее пиво, а плескалось оно шумно, ведь служило запивоном к вискарю. Хуану было проще – он просто умирал рядом. Мы даже остановились передохнуть и попить воды. Старичку было совсем непривычно делать такие физические трюки с утра пораньше, тем более после попойки.

– Помнишь, ты говорил, что тебе нравится девчонка из группы? Китаянка.

– Говорил.

За день до этого мы с Хуаном в подробностях обсуждали писечное ассорти в колледже.

– Покажешь сегодня?

– Я не в её вкусе, Юджин.

– Как ты это понял? Ты с ней заговаривал вообще?

– Нет, просто знаю.

– Как ты можешь знать, Хуаныч. Попробуй подойди, это проще, чем кажется.

– А сам чего тогда не подойдёшь к девушке, которая тебе нравится?

– К которой?

– Come on! Ты понял, к Манише.

Я не ответил, но тут же пожалел, что пьяным трепал лишнего, в том числе и о своей тайной секс-фантазии.

Маниша всё же оказалась в моём вкусе. Это стало понятно спустя пару недель обучения на общем потоке. Она держалась сверхуверенно, альфа, что сказать. Её постоянные перепалки со мной на парах, кроткие улыбки и, конечно, кожа. Экзотическая, тёмная. Маниша была произведением искусства, особенно задница. Ноги её всегда были обтянуты легинсами настолько плотно, что точности форм позавидовал бы Роден. Жаль, старичок Огюст не дожил до моей иммиграции в Новую Зеландию, возможно, он сотворил бы нас с Манишей в мраморе. «Мыслитель, прячущий эрекцию», и статуя Маниши, которую мы бы назвали: «Camaltoe». «Мыслитель» и «Camaltoe». Мы были бы идеальной парой.

До самого лектория мы с Хуаном больше так и не заговорили. Лекция вновь была потоковой, и все мусорные сливки своих обществ тянулись вереницей в аудиторию. Медсёстры, психологи, врачи, соцработники – все те, кто любым способом пытался иммигрировать, получить ссаный диплом и найти по нему работу.

Пару вновь вела Анита Графмон. Она улыбнулась нам с Хуаном, приглашая сесть поближе, чтобы при возможности подискутировать. Она была приятной женщиной и, кажется, единственной, в чьём образовании я тогда ещё не разочаровался. Анита Графмон, как и обычно, рассказывала про особенности влияния наркотиков на работу мозга. Поскольку мы понятия не имели, в какой из сфер нам придётся убирать утки с испражнениями, то все книжные знания в мире казались уместными и слушать было интересно. Анита, к слову, не чуралась приводить примеры из личного опыта. В аудитории в целом собрались люди исключительно профессиональные в вопросе употребления наркотиков, что навевало воспоминания об ошибках молодости и бэдтрипах.