Десять ангелов Мартенбурга

Умел, это правда. До самой смерти не забудет отец Петер, как из зеленовато-серой тени у ног Девы вдруг возник серый котенок. Такой же, как жил у них дома, ничем не примечательный, с темными полосками, белыми тонкими усами и круглыми глазенками, зеленее молодой травы. Котенок карабкался куда-то вверх, и Младенец смотрел на него, а Петер, смешавшийся и обескураженный, глаз не мог отвести от картины. Обычный котенок имел часть в Святом Семействе. Обычного котенка мастер Лукас почтил своей волшебной кистью. Не ангел, не единорог, не птица небесная — глупейшая и обыденная тварь земная веселилась как равная рядом со Христом. Лукас, уже взявшийся писать золотом тонкие нимбы ангелов и золотые волоски в их кудри, хитро покосился на обалдевшего Петера и одним махом пририсовал к лилейной ручке одного из ангелочков сияющую нить с бантиком.

Тогда его это обожгло и одновременно окатило благоговейным холодом, словно небо показалось из-за старой занавески. Сейчас бы он, старик, только усмехнулся — шалопай был мастер Лукас, не мог, чтоб кто им не восторгался — хоть девка-красавица, хоть младший ее братишка, дурак-дураком. А вот отец Бальтазар разозлился не на шутку, заставил бантик убирать, хорошо еще, против котенка ничего не сказал. Но Петер-то все равно помнил, и всю жизнь помнил, и показать мог всегда: вон она, эта ниточка, спускается из-под потолочной балки, где сидит ангел в белой рубашке. Уже когда Лукас Кранах ушел давно, и картина висела себе в церкви на гладкой каменной стене, а Петер готовился принять сан, зашел у них разговор с отцом Бальтазаром о дурацком Лукасовом бантике: грех или нет — эта полуязыческая, наивная вера, привязывающая к Небесам земное со всем его скарбом, хлебами, кошками и тряпками. Вот мейстер Альбрехт — он бы понравился отцу Бальтазару, это уж точно. И от Мадонны его тот бы никогда не отказался, куда там! На следующий же день и краски бы раздобыл, и все потребное — лишь бы не передумал великий Дюрер — уж он-то наверняка до шалостей бы не опустился, равно как и с глупым мальчишкой разговоры разговаривать погнушался бы. Наверное, это и правильно. Есть кому золотые короны, суд, и честь, и всякое великолепие. Есть столицы и королевства, силы, престолы и власти. Мир пожирают войны, шьют-кроят невзгоды и бедствия, чтобы потом явились новые царства, величественней прежних, и так же пали. А в Мартенбурге, тихом городке, все не о том, все не так.

Тем временем сумерки совсем сгустились, в ночном небе проклюнулись неяркие звезды — к ночи прояснело. Идти пора, хватит сиднем сидеть. Вот о чем и быть ближайшей проповеди: святая красота малых сих, преображение и благодать. Правы кошки или нет, но Город спасается.

Саша

«Святой Флориан, покровитель цеха бондарей.

Размер: 65Х115 см, основа — липовая доска, техника — масло, состояние основы удовлетворительное, состояние грунта удовлетворительное…»

«А мощный ты дядя, святой Флориан! — думает Саша, рассматривая румяное широкое лицо, обрамлённое короткой бородкой и густыми, стриженными в кружок волосами. — Выпивоха ты был и гуляка. И подраться не дурак — нос-то ломаный. И звали тебя Мартин, к примеру, а то Губерт. Была у тебя жена — здоровая такая баба, и штук пять белобрысых детишек. И был ты, Губерт-Мартин… да нет, пока не старшиной цеха, зато женат, наверняка, на дочке старшины. Ну потом и ты стал, конечно. Художника, надо думать, не обидел, потому что рожа у тебя добродушная и на скареду ты не похож. А из старшин самый желчный обязательно намекнул, что мало святости в таком святом.»

Зажмурившись, она на гладит доску кончиками пальцев — трещины, легко различимые глазом, осязанию не даются — и возвращается к ноутбуку: «…растрескивание красочного слоя в пределах нормы, отслаивание красочного слоя отсутствует, наличествуют поновления, датированные серединой XVII века: усилен цвет и прописаны складки одеяния, дописана меховая отделка плаща. Последние реставрационные работы проводились в 1957 году и включали в себя укрепление доски с изнанки, промывку и регенерацию лакового слоя. Расчистка новых записей не производилась».

«Je T'aime Moi Non Plus…»- интимно промурлыкал телефон.

«Да, дорогой, и я тебя», — Саша нажимает на зелёную трубочку.