Десять десятилетий

То была предсмертная фраза, сказанная Антоном Павловичем Чеховым в Баденвейлере пришедшему к нему немецкому врачу.

Ильф скончался весной 1937 года сорока лет от роду.

За время, проведенное в Остафьеве, я нарисовал примерно полтораста карикатур, разбитых на шесть разделов и всесторонне отвечавших определению фашизма, данному мне Раевским (хочу помянуть добрым словом этого культурнейшего, милого человека, не избежавшего, увы, гибели в годы сталинского террора).

…Достопамятный тридцать седьмой год, обагренный кровью сотен тысяч безвинных людей, пришел, как и положено каждому Новому Году, ровно в двенадцать часов 31 декабря года тридцать шестого. И многие из тех, кому он нес безвременную гибель, встречали его с бокалами в руках, празднично, радостно желая друг другу успехов и счастья.

И пришел он, этот год, не с традиционным бодрящим морозцем, не с приятно поскрипывающим под ногами искрящимся снежком, а с неприятной сырой оттепелью. Шлепая по лужам, сторонясь потоков мутной воды, хлеставшей с крыш и из водосточных труб, шли мы с женой в гостиницу «Националь», куда нас пригласила на новогоднюю встречу Мария Остен. Там было несколько немецких писателей, бежавших из гитлеровской Германии; все люди известные: Фридрих Вольф, Эрих Вайнерт, Вилли Бредель, другие; были также известный немецкий певец Эрнст Буш и недавно приехавший в Советский Союз Лион Фейхтвангер.

Само собой разумеется, новогодние тосты провозглашались, как правило, за гибель Гитлера и скорейшее возвращение в Германию. Буш запевал революционные песни, все дружно подтягивали. Но скоро Мария Остен мне шепнула, что Фейхтвангеру было бы интереснее посмотреть, как встречают Новый год советские люди. Мы незаметно выскользнули из-за стола, прихватив с собою Буша, и направились по моему предложению на Арбат в Театр имени Вахтангова, где, как я знал, новогодние встречи бывали всегда веселыми с остроумно придуманными «капустниками». Но такси мы не достали и добрались до театра, что называется, к шапочному разбору. Помню, как по этому поводу Буш уморительно изображал крайнюю степень огорчения, хватаясь за голову и в отчаянии заламывая руки. Потом он заявил, что вернется в «Националь», чтобы проверить, замечено ли наше отсутствие.

А мы по моему предложению направились в Дом журналиста, где обычно новогодние встречи длились всю ночь «до победного конца». И действительно, веселье там мы застали в полном разгаре. Фейхтвангер с любопытством смотрел на шумно резвящуюся публику, на развешанные по стенам шуточные транспаранты и лозунги. Мы обошли все залы и помещения дома, и на лестничной площадке второго этажа я не без удивления увидел сидящих за столиком летчика Валерия Чкалова с супругой.

Я познакомил знаменитого писателя со знаменитым пилотом. Не уверен, что Фейхтвангер до этого что-либо знал о Чкалове. Но Чкалов, оказывается, недавно прочел «Успех» и теперь был очень доволен, видя перед собой автора понравившегося ему романа. Любопытный контраст представляли собой эти два человека: миниатюрный интеллектуал в модных очках с гладко зачесанной шевелюрой и волжский богатырь, широкоплечий, с ниспадающей на лоб непокорной прядью волос. Зажав узкую ладонь Фейхтвангера в своей могучей пятерне, Чкалов разразился страстным монологом о том, какое огромное значение имеет в борьбе с фашизмом художественная литература, и в частности его, Фейхтвангера, произведения.

— Что ж это вы, немцы, допустили этого прохвоста к власти? Но пусть он только сунется к нам! Костей не соберет!

Объединив наши познания в русском и немецком языках, мы с Марией переводили Фейхтвангеру речь Чкалова, с трудом поспевая за ее бурным потоком. А писатель, не делая попыток освободить свою ладонь, с явным любопытством, улыбаясь, смотрел на своего необычного собеседника.

Из Дома журналиста все мы направились на Центральный телеграф и отправили новогоднее поздравление в Мадрид Кольцову. Он там встречал Новый год в обстановке не совсем обычной.

«Испанский дневник», 1 января 1937 года:

«…За длинными столами сидели пилоты-истребители, их коротко стриженные русые головы, круглые лица, веселые глаза и зубы сделали неузнаваемой сумрачную трапезную залу францисканского монастыря. Мы приехали вместе с Миахой и Рохо — летчики встретили их громовым «вива», какого никогда не слышали эти старые стены. Генерал и подполковник были явно взволнованы, особенно Рохо… Тут он впервые встретился лицом к лицу с живыми «курносыми», с этими скромнейшими героями, спокойно и просто рискующими каждый день своими молодыми жизнями, чтобы спасти жителей Мадрида от летающей черной смерти…»