Десять дней счастья

– Все просто: огорчаться я могу потому, что Джулс не считает меня мужчиной, согласитесь, все же как-то обидно, а радость мне доставляет мысль, что я снискал полное ваше доверие. Приятно, когда три очаровательных женщины легко и непринужденно принимают тебя в свою компанию, даже в День Без Мужчин – все с большой буквы.

– Ладно тебе, мужчина! – фыркнула Джулс. – Не хочешь – не присоединяйся!

– Ну уж нет! Ни за что не упущу возможности целый день наслаждаться вашим обществом и не делить его ни с кем другим. Кстати, Ник и Джек в курсе того, что вы решили обойтись без них сегодня?

– Да, Оливия им сообщила. Лучше скажи мне, когда нам ожидать твоего триптиха? – поинтересовалась Джулс.

– Ну для начала я должен сойти на берег и увидеть свой мольберт. Потом должно прийти вдохновение…

– А как часто оно к тебе приходит? – спросила Оливия.

Ей всегда было интересно, каким образом творческие люди работают.

– С девяти утра до шести вечера с часовым перерывом на ланч ежедневно, кроме праздничных дней.

– Какое пунктуальное! – хмыкнула Эстель. – И наверняка знает трудовое законодательство.

– Ты говоришь так, будто это работа! – наставив на Стенли обвиняющий перст, сказала Оливия.

– А это и есть работа. Если каждый день не тренироваться, руки могут забыть, как держать кисть. Во всем должен быть порядок, даже в творчестве. Иногда, конечно, бывает, что я вскакиваю в три часа ночи и бросаюсь к мольберту. А бывает наоборот: я день-деньской торчу в своей мастерской, рисую, стараюсь, но ничего толкового не получается.

– Так почему бы не подождать, когда тебе захочется вскочить и нестись к мольберту?

– Человек – существо очень ленивое. Дай ему волю, и он вообще ничего делать не будет, – вклинилась в разговор Джулс. – Мне иногда тоже до ужаса не хочется писать. Ну так что же?

– Что? – хором спросили все.

– Я усаживаю себя за компьютер и буквально насилую свой мозг. Конечно, в этом случае я пишу гораздо медленнее, больше потом приходится править, но, с другой стороны, если бы я себя не заставляла, не было бы вообще ничего! А иногда просто чувствую зуд в кончиках пальцев, так мне хочется что-нибудь написать.

– Ты не показатель! – отмахнулась от нее Оливия.

– Это еще почему?

– Журналистика – ремесло. В журналистику идут неудавшиеся писатели. Я отказываюсь признавать тебя творческой личностью.

– Ну и подумаешь! – Джулс всерьез обиделась. Это Оливия-то, которая за всю свою жизнь не написала ни одного приличного эссе, говорит, что она не творческая личность!

– У меня то же самое, – поспешил заметить Стенли. – Джулс говорит истинную правду. Нужно работать каждый день, если ты хочешь добиться чего-то в деле, которому посвятил жизнь. И совершенно безразлично, что это: живопись, журналистика, финансовые операции или руководство ночным клубом. Ты ведь тоже не по наитию работаешь?

– Конечно же нет! – возмутилась она. – Но ведь у меня совсем не творческая работа.

– Это как посмотреть. Впрочем, не стоит продолжать этот спор: мы ведь здесь отдыхаем. А на отдыхе все мысли о работе под строжайшим табу.

– Еще один вопрос! – потребовала настойчивая Оливия. – Если ты работаешь каждый день, кроме уик-энда, как же тогда ты на десять дней уехал в этот круиз без мольберта, кистей и красок?

– Я умею рисовать не только маслом, – усмехнулся Стенли. – Большую часть моего багажа составляют альбомы и карандаши. У меня собралось несколько просто удивительных набросков. Там и все вы есть. Хотите, покажу?

Все три девушки тут же оживились и закивали.

– Обязательно, но позже. Кажется, через пять минут у нас начнется экскурсия. Я бы не хотел пропустить Чивитавеккью даже ради ваших восторженных взглядов. Так вы идете? – Стенли встал из-за стола и подал руку Джулс.

– Ну и самомнение, – тихо шепнула Оливия Эстель.

– Подожди, может быть, это не самомнение, а здравая оценка, – предположила более рассудительная и осторожная подруга.

– Еще скажи, что из Джулс может получиться второй Диккенс!

Эстель задумалась. Она посмотрела на увлеченно болтающую о чем-то со Стенли подругу и покачала головой. Кажется, нужно становиться на сторону Джулс.

– Но ведь она никогда не пробовала писать романы.

– И не попробует. Ты ведь и сама прекрасно знаешь: Джулс – довольно ленива. Пусть она и утверждает, что каждый день работает, но ведь мы-то с тобой знаем, что она усаживается за компьютер каждый день только потому, что берет себе слишком много работы.

Эстель вздохнула и кивнула.

– Да и писать садится все время в последний момент. Но ведь люди с возрастом меняются.

– Ха-ха! Если Джулс изменится, станет ответственной и предсказуемой, я съем свои лучшие туфли!

– Смотри, тебя за язык никто не тянул, – предупредила подругу Эстель.

– Не беспокойся, этого никогда не случится. Слушай, а если мы встретим Ника и Джека? Что тогда делать-то?

Эстель лишь нервно пожала плечами. Она и сама задумывалась над этим, но найти ответ не могла.

– Слушай, тебе очень нравится Ник? – вдруг спросила Оливия.

Эстель удивленно посмотрела на подругу и поняла, что от ее честного ответа может зависеть ее будущее.