Десять ли персиковых цветков

На мир уже опустилась ночь, когда я постучалась к Мо Юаню. Он неподвижно сидел перед гуцинем[119]. В мерцании свеч я вдруг увидела на лице наставника печать прожитых лет. Я замерла в дверном проеме. Наставник медленно оторвал взгляд от гуциня и посмотрел на меня.

– Почему мнешься у входа? Заходи, – со слабой улыбкой пригласил он.

Я неловко переступила порог. Мне хотелось утешить наставника, но в голову так и не пришли подходящие фразы. Признаться, я даже не знала, что его терзает, однако, если судить по словам того юноши в белом, мучить сейчас наставника могла только несчастная любовь. Раз дело и правда в разбитом сердце, с чего же начать?

Я глубоко ушла в свои мысли, когда послышались нестройные звуки гуциня. Это Мо Юань, положив правую руку на инструмент, небрежно задел пару струн.

– Ты так и не избавилась от дурной привычки витать в облаках. Кое-что не изменилось даже за десятки тысяч лет, – сказал он.

Я тронула кончик носа, с улыбкой подсела поближе к наставнику и утешительным тоном заметила:

– Наставник, мертвых не вернуть. Возможно, этот Чжун Инь просто очень скучает по сестре, не принимайте его слова близко к сердцу.

На миг Мо Юань удивленно замер, затем наклонил голову и вновь, будто бы невзначай, перебрал пару струн.

– Так ты поэтому сюда пришла? – спокойно спросил он.

Я чуть кивнула. Рассеянный звук гуциня резко оборвался. Мо Юань поднял голову и долго смотрел на меня. Наконец он задал вовсе не относящийся к теме вопрос:

– Ты искренне его любишь?

Вопрос сбил меня с толку. До меня не сразу дошло, что наставник говорит о Е Хуа. Хотя обсуждать такие дела со старшими несколько неловко, скромность никогда не была моей сильной стороной, поэтому я честно ответила:

– Искренне. Я очень сильно его люблю.

Наставник отвел взгляд и долго смотрел в окно.

– Вот и славно, тогда мне не о чем волноваться.

Эх, весь вечер у Мо Юаня такое странное выражение лица. Неужели… неужели он тревожится, что я не справлюсь с ролью примерной жены и потому меня ждет несчастный брак? Когда до меня это дошло, я поспешила радостно успокоить наставника:

– Не волнуйтесь, принц Е Хуа очень добр ко мне, у нас с ним полное взаимопонимание. Я люблю его, а он – меня.

Мо Юань так и не повернулся ко мне, лишь негромко сказал:

– Уже поздно, ступай к себе.

С тех пор Мо Юань редко появлялся в главном зале. Я приходила к наставнику, чтобы его утешить, но, выйдя от него, поняла, что ничуть ему не помогла. Какой стыд… Возможно, в таких делах помочь можно лишь себе самому, другим лезть в душу не стоит…

Сперва я думала, что невозможность увидеть Мо Юаня несколько охладит пыл бессмертных, прибывавших его поприветствовать. Кто бы мог подумать, что они распалятся только сильнее! Поток посетителей не иссякал, они пили все больше чая, и стопка грязных чаш росла прямо на глазах.

Четвертый брат предположил, что это пагубные проявления духа соперничества. В детстве мы с ним точно так же соревновались друг с другом: например, кто нарвет в лесу Чжэ Яня больше персиков или кто выпьет больше вина. В конце концов у нас не осталось выбора, кроме как повесить объявление на воротах школы, в котором мы ясно давали знать всем желающим выказать почтение: выпить они могут только одну чашу чая, и подливать им никто не будет. Несмотря на это, бессмертные продолжали прибывать нескончаемым потоком, и одна назойливо зудящая толпа сменяла другую.

За те двенадцать дней, что я успешно изображала подавальщика в чайной, я почти стала мастером чайной церемонии. На исходе двенадцатого дня я наконец не выдержала, вытащила Четвертого брата к финиковому дереву, растущему на среднем дворе, и попросила прикрыть меня на время горения семи-восьми палочек благовоний, чтобы я могла навестить Е Хуа в мире смертных.

Финики на дереве уже были величиной с большой палец, но кожура на них все еще оставалась зеленой. Сезон сбора фиников пока не наступил. Четвертый брат сбил парочку и взвесил их на ладони:

– Ты так скрытничаешь, потому что боишься, как бы твои соученики, узнав, что ты бегаешь к возлюбленному, не высмеяли твои нежные чувства?

И Четвертому брату случалось ошибаться. Я держала в секрете свое намерение посетить мир смертных вовсе не потому, что боялась насмешек соучеников. Просто мне не хотелось тревожить Мо Юаня известием, что его младший брат проходит испытание в мире смертных, ведь узнав об этом, наставник непременно пожелал бы на него взглянуть, и порченая ци мира смертных помешала бы его восстановлению.

Четвертый брат наверняка думал, что все незамужние девицы краснеют от одного только намека на объект их воздыхания, даже если этим «девицам» за сотню тысяч лет. Было немного неловко осознавать, что я куда бесстыднее, чем он думал.

Четвертый брат ткнул в меня пальцем.

– Если ты сбежишь на семь-восемь курительных палочек, спать мне этой ночью не придется. Самое большее, что могу обещать, – одна палочка. Е Хуа всего лишь проходит небольшое испытание в мире смертных, с ним не случится ничего страшного. Единственная причина, по которой ты хочешь его навестить, – твоя, сестрица, прилипчивость.