Когда блоха сосет кровь больного животного, она с кровью поглощает и бациллы чумы. Возбудители болезни продолжают жить в пищевом тракте насекомого и даже размножаются в нем. Кусая крыс, блохи распространяют бациллы чумы и становятся источником заболевания. Живые чумные бациллы выделяются и с испражнениями грызунов. Пока чумой болеют одни крысы, это мало кого тревожит. Но большая смертность зачумленных крыс порождает среди блох голод, и тогда они, в поисках новых источников пищи, нападают на людей. Вот почему массовые заболевания чумой у крыс часто оказываются предвестником опасной эпидемии.
В прежние времена на ярмарках, на стрелковых состязаниях и прочих подобных празднествах часто устраивались представления блошиного цирка. То ли подобные зрелища недостаточно интересны для современных зрителей, или блохи стали у нас совсем редкостью, или, может, промысел захирел из-за недостатка мастеров, или тут сказываются какие-нибудь другие причины, но в наше время о дрессированных блохах редко вспоминают, а уж видеть их совсем мало кому доводится.
Разумеется, блох дрессируют совсем не так, как зверей или птиц. Блошиный цирк требует артистических данных не столько от блохи, сколько от ее владельца. Искусство заключается здесь в том, чтоб, проявив особое мастерство, надеть на грудь крошечного прыгуна хомутик, свитый из самой тонкой серебряной или медной проволоки. И этот хомутик надо одеть на насекомое так, чтоб оно не могло из него освободиться.
Блоха оказывается как бы на цепи. Конечно, ее цепь нисколько не похожа на те, какие надевают на сторожевых собак, которых держат на привязи. В блошином цирке все измерения сведены к уровню наименьшего. Наименьшей должна быть и цепочка, которую надевают на крошечное создание. Отныне единственная вещь, которую блоха должна усвоить, заключается в том, что ей нечего больше стремиться прыгать. Когда она, по истечении нескольких дней или недель, изведет свои силы в бесплодных попытках, то прекращает их и начинает передвигаться только пешим порядком, шагом[11]
.Теперь все зависит от ловкости и изобретательности, с какой показывают насекомых публике.
Парадный вид блох, запряженных в роскошную карету из легкой латуни, наглядно демонстрирует их поразительную силу. Вот они везут крошечную повозку, вот состязаются в скорости. А иной раз в их переднюю ножку вкладывается шпага, так что они сражаются перед зрителями, наблюдающими «дуэль»[12]
.Чтобы сделать спектакль еще более живописным и сказочным, на одних надевают латы, другие катаются на карусели в сшитых для них юбочках.
Представление кончается тем, что «дрессировщик», засучив рукав, предоставляет всей труппе возможность пососать его кровь в награду за совершенные ими чудеса.
Что ни говорите, а жаль, что блошиный цирк стал такой редкостью!
Хотя мы узнали уже о блохах немало любопытного, боюсь, для большинства из нас они были и останутся препротивными созданиями. Но с какой-то точки зрения и они вправе презрительно смотреть на нас.
Сейчас я имею в виду не способность блох прыгать так, как и не снилось ни одному рекордисту. Не имею я также в виду крепость их выделений, которые могли бы явиться предметом зависти для любого составителя ядов, жившего в средние века. Нет, я говорю лишь о древности их происхождения. Будь блохи способны чваниться своей родовитостью, они могли бы свысока поглядывать на род человеческий, по сравнению с ними совсем недавно появившийся на Земле.
Остатки растений и животных, существовавших в давно минувшие эпохи, часто сохраняются в виде окаменелостей. Блохи в этом состоянии не обнаружены. Чему тут дивиться? Кто в наше время станет искать окаменевшие останки блох в граните скал?
И все же несколько десятилетий назад останки блохи удалось обнаружить в породе, относящейся к третичному периоду, то есть к эпохе, отдаленной от нас 40 миллионами лет. По несчастному стечению обстоятельств — кто выяснит, в чем они могли заключаться? — блоха влипла в каплю смолы, вытекшей из хвойного дерева, утонула в ней и здесь, наглухо отделенная от воздуха липкой массой, которая впоследствии отвердела, сохранилась лучше, чем египетские мумии.
В наше время допотопные натеки смолы представляют драгоценность, именуемую желтым янтарем. Там, где морские волны вымывают их из пластов древних отложений, как, к примеру, на Балтике, прибой, к великой радости собирателей, выбрасывает эти окаменелости.