Десять маленьких непрошеных гостей. …И еще десятью десять

Выступая на Втором международном конгрессе по вопросам биологического образования — такие конгрессы время от времени созываются, — уже знакомый нам академик Ростан напомнил слова одного из крупнейших мыслителей XVIII века Дидро, писавшего, что нет науки, более созданной для детей, чем естественная история: «Это непрерывное упражнение зрения, обоняния, вкуса и памяти… Однако даже в наши дни, — продолжал Ростан, — достижения школьника определяются главным образом успехами в овладении математическими дисциплинами или гладкостью речи… Я не думаю опекать лодырей, но должен сказать, что среди многих из тех, кто в шестнадцать лет неспособен решить алгебраическую задачу или не слишком складно рассуждает о Вольтере или Корнеле, вполне могут встретиться отличные головы… Молодые люди, не испытывающие тяготения к цифрам или словам, прекрасно могут под наблюдением опытных руководителей стать хорошими натуралистами или биологами. Неужели можно пренебрегать этим?..

Так ли мы богаты творческими талантами, — восклицал Ростан, — чтоб нам заранее добровольно отказываться от Дарвинов или Уоллесов, которые, как известно, были не слишком сильны в математике?» И дальше, предупреждая возражения критиков, продолжал: «Не думайте только, что я противопоставляю друг другу математика и натуралиста. Бюффон, Мендель, Фабр и очень многие другие были исключительно способными, даже отличными математиками. Однако известны натуралисты, и не самые бесталанные, которые мало одарены как математики».

Когда интерес просыпается смолоду

Счастливы те, в ком призвание говорит в полный голос и когда оно просыпается смолоду, как у Алеши.

«С детства, сколько я себя помню, — вспоминал Фабр, — жуки, пчелы, бабочки были моей радостью. Меня всегда в подлинный восторг приводили элитры жука или крылья бабочки махаона. Я шел к насекомому, как капустница к кочну капусты, как крапивница к чертополоху».

«Интерес к диким животным, к лесам и чащам, где они обитают, сжигал все мои другие страсти, словно огонь при сильном ветре, пожирающий саванну, — клянется Джордж Майкл, которого мы знаем по книге „Семья Майклов в Африке“ и по фильму „Барабаны судьбы“. — Я уже с детства смутно чувствовал, что моя жизнь как-то непостижимо связана с клыками, зубами, когтями зверей Черного континента. Много лет лелеял я эту мечту в тайниках своей души…»

А вспомнить, к примеру, таких одержимых птицеведов-орнитологов, как Оскар Хейнрот в Германии или А. Н. Промптов у нас в Колтушах, где он с таким терпением изучал жизнь и природные нравы пернатых.

«Почему, — спрашивает английский натуралист Филипп Госс, — одни приходят в крайнее возбуждение, поймав какую-то бабочку или услышав трель какой-нибудь пичуги, тогда как их ничуть не занимают ни слоны, ни львы? Почему один испытывает редкостное волнение, увидев папоротник, другой, взяв в руки прядь мха, и в то же время оба совершенно равнодушны перед зрелищем, какое являют великолепные листья пальмы?»

Жук-бронзовка. Его личинок часто удается находить в муравейниках.

Неуловимые подчас различия привязывают естествоиспытателя к предмету его исследований, определяют, чем он будет заниматься: грибами или членистоногими, кактусами или арктическими птицами, реликтовыми растительными породами вроде деревьев гингко или пицундских сосен, а то и новыми, доселе не существовавшими формами, выведению которых посвятили свою жизнь Лютер Бербанк в США и Иван Владимирович Мичурин в СССР. Одному сызмала по душе растение, другому камушки, одному животное, другому «сосульки на небе», как он еще в раннем детстве назвал в морозную ночь звезды, первому мило крупное, второму малое, третьему крохотное, а вот Алешу, о котором я здесь рассказал, с первых лет жизни привлекают к себе почему-то ростки, семядоли, почки, листья, галлы, цветки…

Впрочем, не станем гадать о будущем Алеши. Вместо этого проследим, как складывалось, укреплялось и росло призвание одного из выдающихся натуралистов нашего времени Карла Фриша, разберем, что и как повлияло на сделанный им выбор профессии и специальности, присмотримся к тем дням и часам его жизни, когда ему приходилось принимать решения, проследим за его верными шагами и промахами, изучим причины его неудач и слагаемые его побед.

О том, как Фриш стал тем, кем он стал

В очерке, посвященном естественной истории клопа, Фриш выделил присущее этому насекомому искусство «выходить из себя». Это, разумеется, не больше, чем забавный оборот речи, скрытая улыбка. Да дозволено будет и мне пошутить, заметив, что человеку обычно не дано от природы, казалось бы, куда менее сложное искусство «находить себя». Но такое искусство можно постичь, и это, конечно, полезнее всего делать на примере тех, кто в нем больше других преуспел.