Прибыв на берег Вольфгангзее летом 1912 года и подойдя к павильону с ульями, новый приват-доцент неожиданно вспомнил, казалось, уже исчерпанный спор с фон Гессом.
— Он утверждает, будто не только рыбы, но также и все беспозвоночные лишены цветового зрения. Насчет рыб доводы уже выложены на стол… Остались беспозвоночные. Ну что ж? Всех не проверить, ведь одних насекомых чуть не миллион видов. Но если хотя бы на
Таков был, в общем, ход мыслей и соображений, занимавших Фриша, когда он вновь оказался на своей маленькой пасеке. И ведь не раз уже он приходил сюда, не раз видел вереницы пчел, вылетающих из ульев на промысел, но никогда до сих пор не задумывался над тем, что видит. Должно быть, теперь он сам стал несколько другим: спор научил его смотреть в корень вещей. Столкновение мнений и противопоставление точек зрения столько раз заставляло его искать и находить новые аргументы и доводы, что он вновь занялся старым поиском, оказавшись лицом к лицу перед явлением открытым, примелькавшимся, обычным, но именно поэтому обещавшим стать тем более веским.
Впрочем, это пока еще только рабочая догадка, предположение. А в науке самые правдоподобные догадки немного стоят, пока они не проверены. Для того чтобы быть доводом, аргументом, они должны стать доказанным фактом.
Итак, Фриш начал с медоносных пчел, выбрав для своих работ один этот вид насекомых из миллиона существующих. Если вдуматься, действительно нет лучшего объекта для решения этого вопроса. Во-первых, пчелы посещают разноокрашенные цветы. Во-вторых, они живут семьями, каждая из которых насчитывает десятки тысяч особей, так что в подопытном материале нужды не будет. В-третьих, они под руками, мы знаем, как их содержать, умеем с ними работать. В-четвертых, насекомые этого вида давно одомашнены, и есть тысячи людей, знающих пчел, так что всегда можно, в случае нужды, привлечь к делу опытных пасечников, хотя бы того же Гвидо Бамбергера, мастера пчеловодства, который не раз помогал Фришу советами.
Если удалось кормом дрессировать рыб на шафраново-желтый цвет, почему не попробовать добиться того же с пчелами?
Удастся ли, однако, с такой же наглядностью дрессировать их на цвет, связанный с кормом?
Удалось!
Пчелы очень быстро научились отличать не только белое от черного, но и другие цвета, хотя красного совершенно «не понимали», зато к синему настолько крепко привязались, что синюю подставку для плошки со сладким сиропом посещали даже после того, как корм убирали: они все садились на пустой синий квадрат, один-единственный среди полутора десятков таких же по размеру серых квадратов разного тона.
Фриш ликовал.
Сообщение о первых опытах с пчелами содержали только факты, факты и выводы из них. Фриш не забыл наставлений Гертвига: никакой полемики!
В одном, однако, не смог он отказать себе: статья была сдана в Мюнхенский
«Надо полагать, в клинике офтальмологии этот журнал выписывают», — думал, посмеиваясь, Фриш.
Скоро он убедился в том, что в клинике журнал не только выписывают, но и читают… В журнале появился ответ фон Гесса, озаглавленный «Экспериментальные исследования
Фриш поднял брошенную ему в слове «якобы» перчатку и поехал во Фрайбург на годичную встречу зоологического общества. Он собрался прочитать здесь лекцию с «Демонстрацией опытов, доказывающих существование цветового зрения у животных,
Однако программа намеченных к показу опытов — надо же себе представить такое несчастье — срывалась. И Фриш точно знал, что именно ему мешало.