Десять минут второго

Теперь уже никто не ходит за руку, даже когда мы идем куда-то всем классом. Но сегодня мы с Юлией держимся за руки. Юлия понимает, что мне нужно продержаться до конца дня. Мы направляемся в муниципалитет на встречу с политиками, где будет выступать моя бабушка. Она расскажет о том, как реализуются демократические принципы в коммуне. Какая скука. Я уже всё знаю. Бабушка втолковывает мне это с тех пор, как я научилась читать. Вкладывает в мою голову. Бабуля помогала мне продираться через запутанные тексты информационных брошюр, всё объясняла. Коммуной управляет законодательный муниципальный совет, в который входят представители всех партий. Решение принимают те, у кого больше всего мандатов. Есть большинство и меньшинство. Кируной с незапамятных времен управляют социал-демократы. Хотя уже несколько лет у власти находится Партия Кируны. Бабушка не может спокойно говорить об этом. Она считает, что эти годы потрачены впустую. И поскольку сейчас социал-демократы в меньшинстве и не обладают властью, они вынуждены сотрудничать с другими партиями. Хотя, по словам бабули, «социки» – крупнейшая партия, и это важно понимать.

Бабушка так давно занимается политикой, что в законодательном муниципальном совете она номер один – председатель. Она выступает на встречах в клубе, следит за тем, чтобы все имели возможность свободно высказываться, участвует в выборах и принятии решений. Всё это мне уже известно. И всё-таки у меня немного сосет под ложечкой, когда я думаю, что всеми в коммуне руководит моя бабушка.

– Прошу вас, я не советник. Я не управляю коммуной. Я обычный председатель, – скромничает она иногда.

Советник коммуны тоже женщина. Полная дама с капельками пота над верхней губой. Я видела ее в выпуске новостей «Нурьнютт». Когда ей задают вопросы о развитии Кируны, она обильно потеет. Бабуля бы увереннее отвечала на вопросы журналиста, это я точно знаю. Я никому не рассказывала, что мы идем на встречу, где будет выступать моя бабушка. Мне это не нужно. Мне уже и так стыдно за нее.

Я берусь за изогнутую ручку двери. Ручки на двери муниципалитета в саамском стиле. По форме они напоминают саамские барабаны и сделаны из оленьего рога и карельской березы. Бабушка говорит, что после сноса здания их нужно сохранить. Она такая практичная. Говорит об этом без лишних эмоций.

Наш класс входит в просторный зал с темно-серыми мраморными полами, и он наполняется звуками наших разговоров вполголоса друг с другом и смехом. На стенах висят картины, стеклянные витрины украшены саамским орнаментом, а из окна открывается вид на горы, район шахты и высокое здание администрации компании LKAB.

– Вы находитесь в зале, где стояли они – бастующие шахтеры. Сотни бастующих рабочих собрались здесь, чтобы бороться за лучшие условия труда. Это случилось в декабре тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, – звучит над нашими головами бабушкин голос. Бабушка стоит на балконе этажом выше и смотрит вниз. Уверена, если бы она не стала политиком, она бы была актрисой. – Привет, Майя!

Ну, как обычно. Слышно, как шуршат пуховики моих одноклассников, – все поворачиваются и смотрят на меня.

– Поднимись вон по той лестнице и подойди ко мне. Начнем с зала заседаний, – говорит она, показывая на лестницу рукой.

– Ты ее знаешь? – спрашивает Альва.

– Это моя бабушка.

Мы поднимаемся по каменной лестнице. У входа в зал заседаний нас встречает бабушка. Она смеется и подмигивает нам. На бабушке черное платье до колен, темно-зеленый пиджак, к верхней пуговице которого прикреплена красная роза – символ социал-демократов, и черные туфли с широкими каблуками. Ее образ довершает аккуратная стрижка каре до подбородка. У бабули темные волосы, как и у меня. Но я знаю, что она красит виски – там, где у нее седина. Когда я прохожу мимо, она хлопает меня по плечу, и я громко приветствую ее, чтобы она, чего доброго, не назвала меня чудачкой или Майей-Пираньей.

Бабушка приложила руку к выбору моего имени. Майя. Так звали одну из моих прабабушек. И бабушка хотела, чтобы имя рифмовалось с «пираньей». Похоже, она чаще, чем я в детстве, слушала ту песню о сердитой Майе[2].

– Когда вырастешь, станешь настоящей пираньей, – всегда говорила она.

Пока что я не поняла, почему она хотела, чтобы я стала рыбкой, плывущей на запах крови и смерти.

– Садитесь. Садитесь на стулья, на которых сидели находящиеся у власти женщины и мужчины, которые принимают решения о будущем Кируны, – произносит бабушка драматическим голосом. Я быстро усаживаюсь на один из стоящих с краю мягких кожаных стульев. Бабушка хмурится. Она-то надеялась, что я выйду на трибуну и потребую слова.

По рядам пробегает шепот. Бабушка занимает место на трибуне и улыбается. У нее за спиной висит огромная картина с изображением шахты.

– Возможно, кто-то из вас станет нашим будущим руководителем.