Десять мужчин

— Секретарши нужны всегда, — говорила мама, стоило только упомянуть при ней слово «актриса». — Если девушка умеет печатать на машинке, она без работы не останется.

Я подала заявление на курсы секретарш, но меня постоянно преследовал образ одной моей рыжей соученицы из школы при монастыре. Все знали, что она готовится к поступлению в Оксбридж. В гордом одиночестве она проводила вечера за учебником и бесчисленными пакетами чипсов. Я знала, что мое место рядом с ней.

Мне нечего было возразить маме, настаивавшей, чтобы я получила профессию, которая обеспечит стабильный доход. Конечно, ей хотелось, чтобы дочери не нуждались, а заработки секретарши и медсестры и впрямь позволили бы не позорить себя покупкой ношеных туфель, не позволяя, однако, вести жизнь декаданса и греха. То дивное лето, казалось, нам послали в качестве утешения за уготованное будущее. Каким блаженством было валяться бок о бок с мамой и сестрой, болтать обо всем на свете и впитывать солнце обнаженным телом. Жаль только, что в остальном наша жизнь мало чем изменилась: литургия по воскресеньям, мистер Ти дважды в неделю.

Он стучал в заднюю дверь, и еще раз стучал, и лишь затем окликал с театральным пафосом:

— Леди? Девочки?

Прикрыв полотенцами грудь, мы подтягивались к краю крыши, и наступал мой самый любимый момент, когда мистер Ти еще не знал, что мы его видим. Секунду спустя мама отзывалась со своим певучим французским акцентом:

— Мы здесь, наверху, мистер Ти. Я возьму у вас все самое свежее.

Мистер Ти улыбался, и к блеску его темных глаз добавлялась вспышка от золотой коронки. Я смотрела как завороженная.

Вместе с грозами пришел конец лета, но прежде мы получили от мистера Ти три билета на «Как вам это понравится». Он всегда обеспечивал нам места в первом ряду, а «Как вам это понравится» мы смотрели с самых лучших мест. Соседнее со мной место занял высокий парень с открытым лицом, сидевший так близко, что я ощущала запах его кожи — чистый, как аромат земли после дождя. А еще я заметила два торчащих на его шее волоска, показавшиеся мне одновременно забавными и неприятными. Его пожилая соседка с другой стороны, вероятно мать, принесла ему рожок шоколадного мороженого, с которым он управился раньше, чем в зале погасили свет. Зрителем симпатичный парень оказался беспокойным. Ерзая в кресле, он задел мою руку своей, и это случайное прикосновение породило волну дрожи в моем теле и видение моего будущего в мозгу. Я навсегда излечилась от стремления выдать маму замуж за мистера Ти.

В антракте симпатичный сосед поймал в толпе мой взгляд и предложил угостить нас с сестрой «одним апельсиновым соком и двумя соломинками» — пошутил, как выяснилось позднее, когда он принес по порции сока каждой из нас и чай для мамы. Его собственная мать стояла рядом, с молчаливой враждебностью позвякивая льдинками в бокале с «джин-тоником». Игнорируя ее настрой, сын перечислял мне изъяны спектакля, которые мой неопытный глаз не уловил.

— Актеры переигрывают, — сказал он.

— А мне нравится! — воскликнула я в обиде за страстное актерство мистера Ти.

— Примите мою программку в качестве сувенира. — На глазах у наших матерей он написал на программке номер телефона. — Будем на связи.

Сестра подмигнула — осторожно, но понимающе, — вызвав во мне подозрение, что о мужчинах ей известно больше, чем кажется. Тем же вечером, когда мы с сестрой уже устроились в наших кроватях-близнецах, я прошептала в темноту:

— У тебя есть парень?

— Есть, — спокойно признала она.

— Кто?

— Ты его не знаешь.

— Само собой. А давно?

— Не твое дело.

— Мама в курсе?

— Нет. И не смей ей говорить.

— Ты еще девушка?

— Конечно, нет.

Конечно, нет? Потрясенная, я села в постели, сгорая от желания услышать детали.

— Когда это случилось?

— Год с лишним назад.

— А когда вы поженитесь?

— Кто говорил о женитьбе?

— Хотя бы мама. И Библия.

Я поверить не могла, что моя послушная сестра, будущая сиделка и с виду примерная мамина дочка, тайно встречалась с парнем, за которого она может и не выйти замуж. Оставалось лишь предполагать, что медицинские курсы навеяли свободомыслие в отношении физической любви (слово «секс» мы не употребляли). Небрежное ночное признание потрясло сами основы моей жизни. Родная сестра бросила вызов авторитету матери и Католической церкви и, что еще хуже, сделала это втайне от меня. От шока я оправилась уже достаточно взрослая, чтобы понять: если у моей сестры есть парень, у меня тоже вполне может появиться, причем в ближайшем будущем. Каждый вечер, лежа в постели, я вспоминала театральный спектакль, симпатичного соседа и его прощальные слова: «Будем на связи». Я так страдала по мужской ласке, что выучила телефонный номер назубок, а программку припрятала под матрацем — на всякий случай.