Десять негритят / And Then There Were None

Судья Уоргрейв осторожно вынул свои вставные челюсти и опустил их в стакан с водой. Худые губы сжались. Теперь это был рот хищника, жестокий и беспощадный.

Прикрыв глаза, судья усмехнулся.

Да, уж выдал он тогда Ситону по первое число, будьте благонадежны!

Покряхтывая от ревматизма, Уоргрейв забрался в постель и выключил свет.

IV

Внизу, в столовой, у стола озадаченно стоял Роджерс.

Он смотрел на подставку с фарфоровыми фигурками.

И бормотал себе под нос:

– Вот чудно-то! Готов поклясться, что их было десять.

V

Генерал Макартур ворочался с боку на бок.

Сон не шел к нему.

В темноте перед ним стояло лицо Артура Ричмонда.

Артур был славный малый, он всегда отличал его среди других. И потому был рад, когда тот пришелся по душе Лесли. А ведь ей нелегко было угодить. Сколько раз, бывало, она воротила нос от хорошего парня только потому, что он, видите ли, скучный… Затвердит: «Скучный!» – и все тут.

Но с Артуром Ричмондом Лесли не скучала. С ним она поладила сразу. Они много говорили о театре, о музыке, о картинах. Она дразнила его, насмехалась над ним, разыгрывала… А он, Макартур, радовался, что она относится к парню по-матерински.

Да уж куда там, по-матерински! И как он, дурак, мог забыть, что Ричмонду двадцать восемь лет, а ей, Лесли, всего двадцать девять…

Генерал любил свою жену. Она и теперь стояла перед ним, как живая. Личико сердечком, яркие темно-серые глаза, кудрявая копна русых волос… Да, он любил Лесли и верил ей безгранично.

В том аду, во Франции, она была его спасением; присаживаясь отдохнуть, он вытаскивал ее фотографию из кармана кителя, смотрел на нее и думал о ней.

А потом он все узнал.

Все произошло точно как в романе. Она перепутала конверты. Писала им обоим и положила письмо к Ричмонду в конверт, адресованный мужу. Даже теперь, столько лет спустя, ему больно вспоминать об этом…

Черт, как же больно ему было тогда!

Судя по письму, их роман продолжался довольно долго. Они встречались по выходным. И в последний отпуск Ричмонда…

Лесли – Лесли и Артур!

Черт бы побрал этого парня! Черт бы побрал его улыбку, его короткое молодецкое «да, сэр»… Лжец, двуличный лжец! Похититель чужих жен!

Она копилась в нем исподволь – его ледяная, убийственная ненависть.

Внешне он вел себя, как обычно, – ничего не выдавал. Особенно старался не менять своего поведения с Ричмондом.

Удалось ли ему? Он считал, что да. Артур ничего не заподозрил. Отдельные вспышки гнева не принимались в расчет там, где от напряжения слетали с катушек даже самые сильные мужчины.

И только молодой Армитедж пару раз бросал на него косые взгляды. Мальчишка мальчишкой, а перемены в настроении начальства улавливал, что твой барометр.

Наверное, когда время пришло, Армитедж обо всем догадался.

Он сознательно послал Ричмонда на верную гибель. Только чудо могло его спасти. Но чуда не случилось. Да, он послал Ричмонда на смерть и нисколько не раскаивался в этом. Время было такое. Руководство то и дело ошибалось, жизнями офицеров рисковали без всякой надобности. Везде царили сумятица и паника. Он рассчитывал, что люди потом скажут: «Старина Макартур сплоховал, совершил промах, без нужды пожертвовал лучшими людьми». И всё.

Но, на его беду, рядом случился этот Армитедж. Он так странно на него смотрел… Знал, наверное, что генерал нарочно послал Ричмонда на гибель.

(И после войны – может, это Армитедж проболтался?)

Лесли ничего не узнала. Она, наверное, плакала по своему любовнику (он так думал), но к возвращению мужа в Англию ее слезы высохли. Он не стал говорить ей, что все знает. Они по-прежнему оставались супругами – только со временем она все больше отдалялась от него, словно истаивала из его жизни. А потом, три-четыре года спустя, схватила двустороннее воспаление легких и умерла.

Давно это было. Пятнадцать – или шестнадцать? – лет назад.

Он тогда вышел в отставку и уехал жить в Девон – купил небольшой домик, как всегда хотел. Приличные соседи, красивые места. Есть где и пострелять, и порыбачить. По воскресеньям он ходил в церковь. (Пропускал только те дни, когда священник читал проповедь на тот текст, где Давид поставил Урию во главе войска на поле битвы. Почему-то он никак не мог этого перенести. Ему становилось неприятно.)

Все были очень приветливы с ним. Поначалу. А потом ему стало казаться, что люди шепчутся у него за спиной. И смотреть на него соседи тоже стали по-другому. Как будто до них дошли какие-то слухи о его прошлом…

(Армитедж? Наверное, это Армитедж проболтался.)

Тогда он начал избегать людей – ушел в себя. Неприятно знать, что о тебе сплетничают.

А ведь это случилось так давно. И так… напрасно. Лесли растворилась в былом, а с нею и Артур Ричмонд. Прошлое прошло.

Его жизнь стала одинокой. Он чурался старых армейских приятелей.

(Если Армитедж проболтался, то они все знают.)

И вот сегодня вечером громкий чужой голос разболтал эту старую историю во всеуслышание.

Правильно ли он отреагировал? С достоинством ли? Удалось ли ему вложить в свой ответ достаточно отвращения и негодования? Или в нем прозвучали лишь страх и косвенное признание вины? Трудно сказать.