Десять ночей с бывшим

Я хотел замучить Соньку. Довести ее до края, замариновать, заставить вариться в ее стыде и возбуждении, смешанных до неразличимости. Заставить изнывать и мучиться. 

Но почему-то нихрена не подумал о том, что когда такая сочная телка выполняет все твои команды абсолютно голая, течет и пахнет сладким возбуждением, хуже будет тебе самому. Удовольствие от власти над ней, это всего лишь настройка мозга, а желание накинуться и выебать, как животное… Вот это уже реальное, живое, куда более сильное и мощное. 

Сдерживаться было невозможно и хотя я планировал уложить голенькую Соню себе под бочок, я понял, что просто проснусь хуем в ней, едва отпущу силу воли. 

Пришлось выгнать нахер и отложить воспитание. Пусть спит на первом этаже и мучается. 

Но повертевшись в пропахшей ее кожей и влагой кровати с полчаса и заебавшись пристраивать не желающий опадать стояк под животом, я взбесился. 

Дьявол шептал на ухо перестать маяться херней и пойти трахнуть Соню, которую заслужил во всех вариантах. Но я взрослый мужик и достиг своего уровня именно потому, что не поддавался этим шепоткам. Делать, однако, что-то надо было. 

Поэтому я оделся, завел тачку и рванул по трассе. Благо до ближайшей точки рядом с придорожной шашлычницей было не так далеко. «Плечевые» там стояли круглосуточно, по сменам. Снял самую худенькую и даже далеко не отъехал, не было мочи терпеть. Нагнул ее у капота и в свете фар отымел так, что она визжала на весь лес. Толкаться в ее раздолбанную дырку было не так приятно, как трахнуть чистую Сонечку, так что никак не мог кончить. 

Поставил на колени, стащил резинку и продолжил в рот. В горло она брала как настоящая профи, и всасывала пылесосом. Но это тоже не помогало. Перед глазами стояли блестящие от соков влажные складочки Сониного лона, приоткрытый манящий вход, набухший клитор, сжатый в узкую точку розовый подрагивающий анус. Это не имело настолько ничего общего с происходящим сейчас на трассе, что мой хер отказывался выдавать мне облегчение. 

Шлюха сама измаялась, пошел второй час, как я ее вертел то так, то этак, присовывая по очереди во все дырки, но лучше б я трахнул матрас, он хотя бы пах Сонькой. 

Под конец профессионалка все же выдоила из меня несколько капель спермы и получила свои бабки. Но я ничего не получил, кроме безумной усталости и боли в паху. 

Нахрена такие сложности, сам не понимаю, но хочется сделать все по красоте. 

Дома вновь вдохнул запах с простыней и абзац: снова стойкий оловянный солдатик. Пришлось дрочить в душе, как малолетке. 

Алекс. Утро

На завтрак Соня вышла умытая и причесанная, в пушистом белом халате, в котором она слегка тонула, но зато ворот его распахивался иногда, демонстрируя белоснежную кожу груди с парочкой родинок, которые так хотелось целовать когда-то. Вышла она на кухню по привычке, словно мы и не расставались и завтракали так всегда, как раньше. Она перед институтом, я перед работой.

«Передай молоко».

«Налить тебе сок?»

«Второй тост будешь? Я больше не хочу». 

Я сделал себе кофе и уселся напротив нее, разложив вопросы теста, на которые она еще не успела ответить. И пока она поедала свои тосты с авокадо и яйцом, ковыряла хлопья в молоке и пила апельсиновый сок, гонял ее по оставшейся части теста, выхватывая сложные вопросы впремешку с элементарными настолько, что подозреваешь подвох. Она давилась едой, поглядывая на меня с подозрением, но на все отвечала. А под конец даже разошлась, порозовела, стала уверенной в себе. 

А у меня опять в паху тянуло от железобетонной эрекции и желания опрокинуть ее на этот стол, задрать халатик и нырнуть в розовую тугую глубину. И чтобы она царапала меня своими ноготочками и тонко стонала. 

Вчерашние воспоминания не давали покоя. Как она дрожала, стоя, как Бэмби, на разъезжающихся коленках, как волны пробегали по коже, как с каждой секундой все больше набухали и краснели половые губы, так и приглашая погрузиться в горячий раз. 

Как она терлась сосочками о гладкие простыни, сжимала пальцы на перекладине кровати и выгибалась, выставляя попку, будто умоляя накрыть ее своим телом. 

Приходилось закидывать ногу за ногу и продолжать спрашивать спокойным, хоть и осипшим голосом. 

Поставить бы ее на колени, я бы взорвался, едва войдя в ее ротик. Накрыл бы его ладонью и ждал, пока она все проглотит, а потом дал запить апельсиновым соком и только тогда поцеловал в опухшие губки.

Скрипнул зубами, с трудом успокаивая взлетевший пульс. Отложил листы с тестом и поспешно вышел из кухни. Заперся в сортире и там вздрочнул, мгновенно забрызгав черную плитку стены белесой россыпью капель. 

Пиздец. 

Какого хера происходит? Почему, когда она была моей девкой и послушно раздвигала ноги, хоть и с рядом условий, у меня так на нее не стояло? Было скучно, я высчитывал дни, когда ее уже можно будет бросить, чтобы бывшая невинная милашка не побежала вскрываться из-за того, что поматросили и бросили… 

Неужто дело лишь в воздержании?