Десять пальцев

Единственный, кого при жизни любил писатель, — это прекрасный он сам. И эта удушающая любовь тоже останется с ним навсегда. Добавьте к этому все нажитые им комплексы и мании — перед вами подробное описание христианского ада.

Писатель Эдуард Лимонов выстроил для себя этот ад уже на земле. Таких горбатых, как он, не меняет даже могила. Вернее, не так. Именно могила и не исправит таких, как он.

12

Где-то через полгода после того, как я сходил в лимоновский бункер, мой журнал с окнами на Эрмитаж закрылся и я пошел работать в еженедельную газету.

Помню, я сидел в буфете редакции и помимо меня за столом сидели несколько моих коллег. В том числе длинноволосый приятель Дмитрий.

Мы обсуждали редакционную политику. Газета, в которой все мы работали, явно нуждалась в повышении градуса. В инъекции здоровой желтизны. Но никто не знал, как добиться этого эффекта.

Попивая кофе, я сказал:

— Хорошо бы завести рубрику «Как я дал по морде тому-то и тому-то». То есть раз в неделю я мог бы отправляться на какой-нибудь раут и бить новому персонажу в торец. А потом рассказывать читателям обо всем, что было дальше.

Коллеги согласились: идея хорошая. Под эту лавочку главный редактор даже дал бы деньжат, чтобы перед апперкотом хлопнуть для храбрости.

— Договорились? Заводим такую рубрику?

— Договорились! Заводим! С кого начнем?

Все начали перебирать в уме кандидатуры. Я сообразил первым:

— Может, с Лимонова?

Дима скривился:

— Забудь об этом!

— Почему?

— Лимонов качается. Каждый день — гантельная гимнастика и полсотни отжиманий. Если ты треснешь ему по зубам, он отделает тебя так, что на этом рубрика просто закроется.

Тогда я промолчал. Но если вы думаете, что во мне нет ни капли тинейджера, то ошибаетесь. Эта идея долго еще бродила у меня в голове, и я просто ждал подходящего случая.

Случай представился тем же летом. По делам я приехал в Москву, шел неподалеку от Манежной площади, а навстречу мне шел писатель Лимонов в сопровождении мясистого телохранителя.

На писателе был кожаный пиджак. Накачанные гантелями руки едва умещались в тесных рукавах.

Я остановился. Он шел прямо на меня.

Я бросился ему наперерез и, путаясь, пробормотал:

— Эдуард Вениаминович! Знаете… вы мой любимый писатель… дайте, пожалуйста, автограф!

13

Он действительно долгое время был моим любимым писателем. Он давно перестал им быть, но в любом случае — он очень хороший писатель. И, наверное, крайне несчастный человек.

На Страстной неделе 2003 года я включил телевизор и увидел в новостях, что суд дал Эдуарду Лимонову четыре года. В стране появился еще один политический заключенный.

Два года писатель уже отсидел в СИЗО. Осталось еще два в колонии общего режима. То есть на свободе Лимонов окажется в 2005-м. А может быть, его освободят досрочно.

Я очень надеюсь, что освободят. Мне очень хочется, чтобы и он тоже когда-нибудь стал свободен.

Восемь

1

Из всех иностранных авиакомпаний больше всего мне нравится немецкая Lufthansa.

В середине 1990-х я оказался на Филиппинах. Денег с собой у меня было немного. Если честно, денег с собой у меня почти совсем не было. Поэтому, когда, улетая с островов, я дошел до таможенного контроля и узнал, что с улетающих взимается сбор в размере $21, это стало для меня неприятным сюрпризом.

— Но у меня нет двадцати баков. Что мне делать?

— Разворачивайся и иди их искать.

Именно Lufthansa в тот раз пришла мне на помощь. Рыжеусый херр в форменной рубашке выслушал мою историю, сходил в офис, достал из сейфа деньги и выдал их мне.

— Счастливого пути.

— Ого! Спасибо. Наверное, потом мне нужно будет отдать эти деньги?

— А вы отдадите?

— Не знаю. Я постараюсь.

Херр махнул рукой. Он знал, что, прилетев домой, я забуду о нем и не стану стараться. В общем-то, так и вышло. Но приятное ощущение от Lufthansa по-прежнему со мной.

А вот от Al Italia, рейсом которой я добирался до Милана, ощущения у меня остались гнетущие. Даже «Аэрофлот» не позволяет себе того, что позволяют итальянцы.

2

В Италию я должен был вылетать из Москвы. Я приехал в столицу, но оказалось, что билеты мне никто еще не купил, и в Москве я проторчал целых двое суток. Поселили меня в католической семинарии, носившей красивое имя «Мария — Царица апостолов».

Это был уже сентябрь, но семинаристы еще не до конца собрались после каникул. В семинарском общежитии было полно свободных коек. Одну из них разрешили занять мне, а соседями по комнате были трое парней, готовившихся к карьере священников.

В основном я гулял по Москве и валялся на койке. Утром читал вместе с соседями бревиарий. Вечером ходил на мессу. Днем обедал в семинарской столовой.

Меню напоминало о том, как меня кормили в средней школе: суп, пюре с тощим хвостиком поджаренной рыбы. На третье — компот. Перед тем как сесть за стол, все молились.

Во время еды кто-то из старшекурсников обязательно вслух читал жития святых. Младшие семинаристы ели и уходили из столовой. Старшие убирали за ними и только потом садились за стол сами. То есть дедовщина была и здесь, но только наоборот.