Десять плюс один

Эндрю Маллиген был помощником прокурора. Он хотел стать губернатором штата, а потом – поскольку отныне Кеннеди открыл дорогу католикам – он отлично мог бы вписаться в шкуру президента Соединенных Штатов. Его офис находился на Хай-стрит, как раз напротив Дворца правосудия. Бернс позвонил дивизионному комиссару точно в одиннадцать часов пятнадцать минут, но Маллиген об этом ничего не знал, потому что был во Дворце и вместе с прокурором участвовал в процессе о налоговых нарушениях. Маллиген не знал, что прокурор сам хотел стать губернатором штата, но если бы и знал, это не лишило бы его сна. В деле, которым они занимались, обвиняемым был крупный гангстер, и все местные газеты писали о нем на первых страницах. Маллиген обожал, когда о нем писали в газетах. Единственным, что его нервировало, было существование джазиста Джерри Маллигена, который даже не был его родственником. По мнению помощника прокурора, когда произносилось или фигурировало в газетах имя Маллиген, в воображении должен был сразу же возникнуть образ молодого прокурора, горевшего на работе, а не какого-то жалкого барабанщика или Бог его знает какого шута балаганного, как этот Маллиген.

Поскольку Маллиген вскоре должен будет сыграть свою роль в деле об убийстве, надо сказать еще, что с тех пор, как он поступил в прокуратуру, Маллиген участвовал в четырех процессах об убийствах. Такие дела нравились ему, потому что газеты обычно писали о них на первых полосах.

Он спустился по широким ступеням Дворца правосудия, лениво размышляя о том, чем будет заниматься после того, как осудят этого грязного гангстера, который, прикрываясь поставками мяса в магазины, занимается рэкетом, приносившим миллионные прибыли. А еще он думал о том, что будет есть в полдень. Расположенный на тихой улице, в самом центре делового квартала ресторан, в котором он обычно обедал, был местом встреч адвокатов, и Маллигену нравился тот легкий шепоток, который всегда встречал его здесь.

С преувеличенно рассеянным видом он задержался у входа, дожидаясь, пока хозяйка ресторана заметит его, что и не замедлило произойти.

– О, мистер Маллиген, – сказала она огорченно, – я не знала, что вы придете сегодня. Ваш столик занят. Но я посажу вас за другой. Очень хороший столик, мистер Маллиген, в другом зале. Пойдемте, я покажу вам. – Она направилась было в другой зал, но остановилась, и на лице ее появилась широкая улыбка. – Подождите, они уходят. Смотрите, уже расплачиваются, видите, мистер Маллиген, все хорошо, что хорошо кончается. Сейчас вам предоставят ваш столик.

– Я очень доволен, – сказал Маллиген, – честное слово.

Два джентльмена, занимавшие столик Маллигена, расплатились, встали, зажгли сигары и вышли. Официант сменил скатерть и подвинул стул, чтобы Маллиген мог сесть, а тот придвинул стул ближе к столу и, не глядя на официанта, сказал:

– Виски со льдом, пожалуйста!

Потом он расслабился и стал смотреть на улицу сквозь огромное окно. Он любил каждый день сидеть на этом месте: здесь он был на виду. Он особенно любил этот столик у окна: его могли видеть как с улицы, так и из ресторана. Мимо столика прошел его коллега.

– Привет, Энди! Как дела? – спросил он, похлопав Маллигена по плечу.

Маллиген улыбнулся в ответ и подумал: “Где же это чертово виски?” И тут же появился официант и принес виски.

– Будете заказывать, мистер Маллиген?

– Только посмотрю меню.

Официант принес меню. Маллиген взял стакан, отпил и стал читать. Меню менялось не часто, и он знал его наизусть. Он как раз размышлял, взять ли запеченных крабов, как вдруг окно напротив его столика разлетелось вдребезги.

Маллиген не успел понять, что стекло разбила пуля, потому что она разбила и второе препятствие, которым была его височная кость.

* * *

Если бы пришлось классифицировать все происшедшие убийства по десятичной шкале, то смерть Бланш Леттиджер равнялась бы нулю, смерть Сала Палумбо – двум, а Энтони Форрест и Рэндольф Норден тянули уже на три или даже четыре.

Эндрю Маллиген, уткнувшись носом в свой стакан, отправил “смертомер” на отметку семь и восемь десятых.

В городе были две крупные вечерние газеты: одна большого, другая малого формата – за одинаковую цену (пусть читатель выбирает!). Обе были омерзительны. Газета большого формата всегда печатала заголовки красным, а другая – синим, потому что эта газета была либерального направления, но не хотела казаться слишком либеральной и не хотела, чтобы думали, будто она поддерживает отношения с красным цветом. Заголовок большой газеты гласил: “Снайпер убивает прокурора”, а красный подзаголовок – “Победы Маллигена, страница 5”. В маленькой газете самым жирным синим заголовком было: “Убийство Маллигена”, а на самом верху страницы было написано: “Прокурор-забияка, статья Аньес Лавли, страница 33”.