— На Обуховский завод? — переспросил Семенов. — Если поедет по дороге мимо часовни, тут ему и крышка. Там сегодня дежурит боевик Сергеев.
Трудно себе представить окраину города, более безотрадную и унылую, чем та, которую облюбовал Сергеев для покушения. Заброшенность, безлюдье. Крутой поворот дороги. Часовня. Старые дома. Глухие заборы. Овраги. Заболоченные берега речушки…
— Как поступить, — спросил Сергеев, отправляясь на задание, — если представится удобный случай убить Володарского?
— В таком случае надо действовать, — ответил Семенов.
Как обычно в четверть десятого утра шофер гаража N 6 Гуго Юргенс подал "Бенц" к подъезду гостиницы "Астория", на Большой морской улице, где жили ответственные работники Петроградских партийных и советских учреждений. Володарский поехал в редакцию "Красной газеты". До Галерной недалеко, добрались за несколько минут… В половине одиннадцатого Юргенс отвез Володарского в Смольный. Там Моисей Маркович пообедал в столовой — все та же пшенка с селедкой, ломоть ржаного, остистого хлеба. Потом отправились на Васильевский остров, в трамвайный парк, оттуда — на Средний проспект в районный Совет и снова в Трамвайный парк, и опять в Совет, и на часок-другой в Смольный. Оттуда — на Николаевский вокзал, где проходил митинг. Страсти здесь бурлили во всю. После Володарского (его то и дело прерывали) на трибуну один за другим поднимались железнодорожники. Какие-то явно подставные лица кричали: голодаем, жрать нечего, детишки пухнут от голода! Володарский успокаивал людей. Снова и снова объяснял в чем загвоздка с хлебом. Слушать его не хотели. Было ясно, что от дальнейших разговоров проку не будет. Рабочие требовали, чтобы на митинг немедленно приехал председатель Петроградского Совета Зиновьев. Володарский пообещал. Пошел было к машине, но его не пропустили. Подоспел большевик — железнодорожник и вывел к машине черным ходом.
— Ни в коем случае Зиновьеву здесь выступать нельзя, — говорил озабоченный Володарский.
— И то правда, — согласился шофер. — Осатанел народ.
— Зиновьева надо предупредить. Давай в Смольный…
Елизавета Яковлевна Зорина и Нина Аркадьевна Богословская, сотрудницы секретариата Совета, сказали, что он на Обуховском заводе.
— Давайте искать его вместе, — предложил Володарский. Зорина и Богословская согласились и сели в машину. По дороге заехали в Невский районный Совет. Володарский пошел справиться о Зиновьеве. Обе женщины остались в машине. Показался встречный автомобиль, еще издали Богословская узнала Луначарского. Выскочила из автомобиля, подняла руку:
— Вы с Обуховского, Анатолий Васильевич? Нет ли там Зиновьева?
— Григорий Евсеевич сейчас выступает. Но поторопитесь, можете не застать.
Луначарский уехал. Вышел Володарский и, узнав, что Зиновьев на Обуховском заводе, сказал шоферу:
— Поехали.
Машина рванулась вперед, но через несколько минут замедлила ход и остановилась.
— Вот незадача — кончился бензин, — обескуражено сказал шофер.
— О чем ты раньше думал? — рассердился Володарский. Шофер начал оправдываться: рассчитывал, что горючего хватит на целый день…
— Ладно, стой тут. Я пойду позвоню — на Обуховский и в гараж, чтобы прислали горючее.
— Моисей Маркович! Я попробую зайти в этот домик. Кажется, там какое-то учреждение. От них и позвоню. — Зорина вышла из машины и направилась к дому, но заметив на калитке замок, вернулась. В этот момент раздались выстрелы…
В Прямом переулке, в доме N 13, квартировал некий обыватель с диковатой фамилией Пещеров. От нечего делать, с полудни баловался чайком. Чаёк у него был настоящий, дореволюционный, и к нему вишневое, без косточек, варенье, сдобные лепешки, испеченные соседкой. Павел Михайлович вдовствовал, а Мария Ивановна имела на него виды. Продукты же Пещеров добывал у спекулянтов в обмен на золотишко, которым запасся, когда сдуру (не иначе — бес попутал) примкнул к банде анархистов. Страшновато было, зато выгодно. Анархистов прихлопнули. Пещеров — уцелел — не тронули. Прикинулся в ВЧК дурачком, подержали двое суток и выпустили.
Жил Пещеров в страхе… На всякий стук вздрагивал. Людей в дом не впускал. Хранил золотишко в старом валенке, завернутым в домотканые портянки. И частенько поглядывал в окошко — не отираются ли поблизости налетчики? Вдруг кто-нибудь из прежних собутыльников объявился? Смотрел, смотрел и дождался: с полдня у часовни торчал парень, похоже, мастеровой. На вид — беззаботный простак. А может чекист? Нет, не похож, и чего чекисту тут болтаться? Не иначе ворюга, жулик, напарника дожидается…
Солнце припекало, тень от часовенки перемещалась, следом переходил и Сергеев. Скучно. "Ждать да догонять — самое муторное дело, — размышлял боевик. — Если меня сцапают чекисты — финтить не стану. Гордо назову себя социалистом — революционером. Хотя Семенов почему-то делать этого не советовал. Террорист — одиночка. Сильная личность. За что боролся? За попранные идеи народовластия. И я не одинок. Греметь и греметь выстрелам в Петрограде. До тех пор, пока вы, большевики, не выкинете белый флаг!"