Десять покушений на Ленина. Отравленные пули

— Ваше имя, Фанни, станет знаменем свободы, — сказал Донской террористке. — Ваш подвиг отзовется в сердце каждого социалиста-революционера.

Особенно тронули Каплан слова Донского о добре, о краткости человеческой жизни. Поэтому надо спешить делать добро. "Как можно жить, не совершая добра!" — восклицал Дмитрий Дмитриевич и восторженно глядел на Фанни. И в самом деле, думала она, что важнее для нее: личное маленькое счастье или счастье всех граждан России? Что есть отдельная человеческая жизнь? Это всего лишь едва заметная искорка в гигантском костре революции. Она может разгореться и может погаснуть. Но как? Тратя тепло только на одну себя или отдавая его другим? Каплан, расставаясь с членом ЦР ПСР Д.Д.Донским, твердо решила отдать тепло своей души другим. Если бы выпала удача выстрелить в Ленина…

СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА

СЕМЕНОВ:Это произошло в конце мая. Я встретился с Фанни Каплан, которая произвела на меня хорошее впечатление на первом же свидании. Сделал ей предложение войти в нашу группу. У нее было 4 человека.

ДАШЕВСКИЙ:Фанни Каплан работала при Московском бюро ЦК ПСР в технической области. Выполняла отдельные поручения. Каплан одно время была у меня помощницей. Я передал Семенову, что есть старая революционерка, очень хороший товарищ, одержимая мыслью — убить Ленина. Предложил Семенову познакомиться с Каплан, заявить ей, что он имеет определенные полномочия на организацию того дела, к которому ее неудержимо влечет.

КОНОПЛЕВА:Покушение на Ленина расценивалось, как акт политический. Мы старались путем слежки установить часы и дни выездов Ленина. Слежка велась за въездом в Кремль, военным комиссариатом и разными военными учреждениями… Дежурили мы в несколько очередей… Кроме того, мною велась слежка в деревне Тарасовке, по Ярославской железной дороге. Я поселилась там под именем Лидии Николаевны Поповой. На даче жил тогда В.Д. Бонч-Бруевич, у которого бывали видные большевики.

На одном из собраний отряда был поставлен вопрос, на кого первого делать покушение — на В.И.Ленина или на Л.Д.Троцкого. Решено было сделать покушение на того, кто первый будет встречен в благоприятной для террористического акта обстановке…

ЧЛЕНОВ:Само собой понятно, что в партии социалистов-революционеров создалось такое настроение, при котором они считали, что объявить открытый террор по тем или иным соображениям нежелательно, но если в тот или иной момент то или иное лицо, связь которого с партией нельзя доказать, убьет кого-нибудь из господ большевиков, то мы должны этому только радоваться, ибо это покажет всей Европе и всей России, как их ненавидит пролетариат.

И вот отсюда постоянно повторяющиеся, как лейтмотив, разговоры: убить должен рабочий. Отсюда Сергеев убивает Володарского, отсюда в Москве намечаются в числе исполнителей Федоров-Козлов и Усов, и только когда на них получилась осечка, пришлось, скрепя сердце, двинуть на это дело Каплан.

"Честное" слово Абрама Гоца

Семенов не мог не видеть, что с тех пор, как Центральный Комитет ПСР не взял на себя ответственность за покушение на Володарского, боевики заколебались. У рядовых исполнителей террора пошатнулась вера в правильность действий своих духовных наставников. Никому из боевикой не хотелось прослыть зеурядным убийцей с большой дороги.

В Центральном боевом отряде не было ни одного человека, который бы остался равнодушен к поступку Константина Усова. Большинство его осуждало, рабочее меньшинство — поддерживало, но хранило молчание. Усову бросали в глаза обидные слова: "Как же ты тогда не пошел в ЧК и не заявил на нас всех?" Когда идешь рядом с людьми не месяцами, а годами и когда вдруг убеждаешься, что эти люди завели тебя бог знает куда, ты должен поставить перед собой жесточайший вопрос: что важнее личные переживания или требования революции? Для настоящего революционера этот вопрос в конечном итоге предрешен: интересы пролетариата, интересы революции превыше всего. У Константина Усова происходила тогда только внутренняя ломка взглядов, и он продолжал оставаться с теми людьми, с которыми ему уже было не по пути.

Большое влияние на Усова оказывал Григорий Семенов. Он горячо убеждал боевиков, что после убийства Ленина не будет таких заявлений, как после убийства Володарского. ЦК ПСР, партия признают террористический акт немедленно или через некоторое время. Нельзя не считаться с красным террором большевиков.

Кого убивать первым? Ленина или Троцкого? Мнения разошлись. Донской и Тимофеев предлагали убить Троцкого. Гоц — Ленина.

Этот спор Дмитрия Донского и Евгения Тимофеева с Абрамом Гоцем хорошо запечатлелся в памяти Григория Семенова.

С убийственной иронией Абрам Гоц разглагольствовал о том, что Троцкий никогда не верил в социальную революцию рабочих и крестьян. Он — позёр и охотно бы умер, сражаясь за Россию, при условии, однако, чтобы при его смерти присутствовало достаточно большая аудитория. И добавлял: