Десять поворотов дороги

Подпустив незваных гостей на десяток шагов, она выпростала руки из-под оборок и сложила их на груди, имеющей сродство с литосферой. Когда же Кляча, ведомая Хветом под уздцы, встала в трех шагах, экономка (а никем иным она не могла быть) вопросительно подняла брови, храня молчание. Судя по всему, дама обладала адмиральской выдержкой.

Лошадь шумно вздохнула и, ей-ей, сделала неглубокий книксен, насколько позволяла ей упряжь. Вся команда выстроилась поперек дороги, стараясь произвести благоприятное впечатление. Кир, первым нарушивший молчание, многозначительно снял шляпу и произнес немного нервозным тоном:

— Мир вам, достопочтенная дама!

Выражение лица под чепчиком не изменилось.

К приветствию присоединились остальные, не считая лошади, которая уже поздоровалась. Два войска стояли одно напротив другого, символизируя что-то вроде окопной войны как идеи.

— Что вам угодно? — наконец спросила женщина неожиданно густым контральто.

Скажем, что росту в ней тоже было прилично. Миролюбивые рюши маскировали настоящую валькирию, из тех, что собирают павших воинов на поле брани и уносят их… Лучше не спрашивать, куда они их девают. Конкретно эта валькирия, безусловно, располагала широким выбором таких мест — от гулких сырых подвалов до лесной чащи, в которой пачками бросают златокудрых принцесс, чтобы принцы помучались подольше. Даже громила Бандон почувствовал себя маленьким мальчиком, которого вот-вот накажут за воровство печенья. Темный чулан, пауки и отсутствие пудинга за ужином было наверняка самым безобидным из того, что грозило незадачливому воришке в руках недовольной экономки.

Ее испытующий взгляд неспешно прошелся по каждому. Картина, видимо, не вызвала у женщины одобрения. Если кто-то и мог рассчитывать на снисхождение, то лишь печально склонившаяся лошадь — скромная и безропотная труженица, не претендовавшая ни на что более горсти овса и стойла без сквозняков. Некоторые шансы еще оставались у Педанта, но тот все испортил неприличным жестом с плеча хозяйки.

— Итак? — повторила женщина, возвращая брови на место.

— Мы — странствующие артисты. И мечтали бы о чести…

— Вот уж верно! Есть вам о чем мечтать! — оборвала она Хвета на полуслове. — Проваливайте! Здесь вам не рады.

— О досточтимая…

— Я непонятно сказала?! — досталось той же монетой Гумбольдту.

— Эм-м… — Кир вопросительно поднял руку, как школьник на уроке, коему приспичило выйти.

— Что?!

— В ваших краях, мы видим, происходит нечто-то дурное, — неожиданно для всех начал он, склонив свою publicum figura в полупоклоне. — Быть может, вам что-то известно об этом? Нам, право, не по себе… Не желая причинить неудобства и в то же время…

— У тебя язык не переломится молоть воздух? И прекрати сгибаться! Уже рябит в глазах от твоей дерготни… — дама сделала многозначительную паузу, подбирая нужные слова. Все надеялись, что не слишком грубые. — Ну, мало ли что у нас происходит… Бегите на юг, вот вам мой совет. Да не задерживайтесь. В нехорошее время вы решили поколесить по нашей округе.

— Именно что — мы идем с юга и хотели бы тут немного поколесить, — развел руками Кир, будто роняя на дорогу копну соломы.

— Значит, вы, прости боже, идиоты, каких мало, — констатировала экономка, но уже значительно мягче. — Идите за мной. В доме вас накормят. Только никаких представлений! Хозяева этого не любят. Да и мне ваши кривляния ни к чему. Обращайтесь ко мне матушка Весна… И сотри с рожи ухмылку, юноша! Иначе переночуешь в свинарне.

Глава 36. ОБЕД В ВЕСТИНГАРДЕ

Как вы уже поняли, дом был настоящей громадиной — гораздо больше, чем могло в принципе понадобиться для жизни в далеком загородном имении и даже для весьма светского пребывания в столице, если вы, конечно, не собирались открыть собственное министерство чего-нибудь, превратив жилище в учреждение.

Камень, из которого состояло это чудовище, то ли потемнел от времени, то ли таким и был изначально, так что в целом оно, лежащее, обнимая подковой двор, смотрелось как не выветрившийся с рассветом остаток ночи, помешанной на квадратном. Множество дверей и окон были распахнуты. Кое-где за ними трепыхались белые занавески. Время от времени то одно, то другое с силой хлопало о раму от сквозняка, а затем снова распахивалось, следуя той же прихоти воздушных потоков.

Нигде не было видно ни малейших следов запустения или порчи, чего бы следовало ожидать от каменного колосса, стоящего среди леса. Даже вездесущие вьюны не тронули его стен и водосточных труб, хотя деревья вокруг были буквально увиты ими. И, конечно, грифельно-черные, как само здание, крыши были щедро заселены горгульями, каждая из которых так сурово глядела на пришедших, что хотелось попросить извинений за беспокойство.

Вся команда, включая двух лошадей и одну притихшую обезьяну, остановилась у правого крыла дома, прижавшись к какой-то засаженной ирисами обширной клумбе.