Хозяин, несмотря на унылый вид покупательниц, выглядел бодро и приветливо кивнул Киру, бросаясь, как тому показалось, на сущее самоубийство: подойдя вплотную к кряжистой недоверчивой женщине, он что-то такое сказал ей и даже поддел локтем для выразительности. К удивлению Кира, суровая дама расцвела улыбкой, показав два ряда крепких желтых зубов. После чего, взяв пучок редиса и приняв из рук хозяина связку рыжего, бодрого, как болонка, лука, расплатилась и вышла, обещав передать привет «старику Гнутту», которого «зеленщик счастлив будет увидеть у себя в лавке, если почки позволят тому выбраться из дома».
Аналогичная судьба постигла вторую из покупательниц, счастливо обретшую кошель яблок.
Кир дрейфовал среди овощного моря со связкой лука и откуда-то возникшей в руке большой круглой репой.
Что-то в манере зеленщика казалось ему знакомым. Когда тот поспешил на помощь робкому посетителю, готовому, похоже, до вечера простоять тут колом, Кира пронзила неожиданная догадка:
— Хряк?.. Это ты?..
Сомнениями Кира можно было размочить камень. Сам он стоял, оцепенев, с репой в ладони перед собой, напоминая датского принца на шутовской могиле[30]
. Оставалось только заговорить с корнеплодом и отправляться в окружную психушку.— Да, — просто сказал зеленщик. — Здравствуй, Кир. Как поживает Хвет и его сестра?
— Но ты же…
— Я отчаянно похудел с тех пор, как умер. Ты это хотел сказать?
Кир кивнул. Он бы, впрочем, согласился сейчас с любыми словами друга, ибо не успел еще переместить того в своей внутренней картотеке из разряда «мертвых комедиантов» в разряд «здравствующих огородников».
— Ты глупо выглядишь, Кир. Сейчас же положи репу. Люди смотрят.
Тот безмолвно повиновался, по чуть-чуть приходя в себя. В лавку вошло еще двое покупателей, требовавших внимания продавца.
— Ну ты даешь! Мы ведь были уверены, что ты погиб!
— Вы, имея в виду большинство, и сейчас в этом уверены. Очень буду рад, если так все и останется — между нами. Ведь ты не расскажешь остальным, что видел меня? Да? Кир? — в голосе зеленщика проступила мольба, смешанная с угрозой.
С похожей интонацией молится большинство прихожан большинства храмов множественной вселенной, кому бы они ни поклонялись: «Дай мне здоровья и удачи в делах, а не то…».
— Вообще-то я уверен, что это всех обрадует.
— А вот я не уверен, что это обрадует меня, — прошипел зеленщик Киру, мягко выталкивая его в дверь. — С тех пор, как я умер, жизнь, наконец, наладилась.
Из-за холщовой шторы, перекрывавшей внутренний выход лавки, явилась молодая, пышущая здоровьем женщина, напоминавшая хорошо сложенную и отполированную тыковку. Глаза ее светились добротой и лукавством, и сама она была кругла и мила, словно розовое облачко на рассвете.
— Что бы вы хотели
В глазах экс-Хряка читалась легкая паника. Так, возможно, ведет себя сорокалетний повеса, которому в присутствии благоверной встретилась подруга давешних грез, вот-вот готовая поделиться общими воспоминаниями и уже закатившая мечтательно глаза. Кир, впрочем, был умным малым, и не подвел нежданно ожившего товарища, отчеканив:
— Вы неизменно держите марку! Лучшего лука не найти во всей Кварте!
Супруга-тыковка счастливо улыбнулась, обратив внимание доброжелательного клиента на «кабачки деликатнейшего сорта, которые тают во рту и отменно идут как в гарниры, так в отдельное блюдо, хоть на праздничный обед».
Кир вежливо поблагодарил, пообещав непременно заняться кабачками в другой раз, и навсегда попрощался со старым другом — теперь уже очно и даже получив увесистого дружеского тычка в спину, когда пытался задержаться в дверях. В качестве моральной компенсации в руках он держал все тот же лук, тыкву и целый сундук поводов к размышлению о смысле жизни. К тому же он согрелся, так что по всем статьям оказался в итоге в плюсе.
Глава 43. ОТЦЫ ГОРОДА
Четверо мужчин расположились в небольшом, богато обставленном кабинете, надежно укрытом в глубине здания, занимавшего целый квартал на западе столицы, в районе настолько дорогом, что даже голуби там старались стоять на одной ноге, чтобы меньше платить за землю.
Какое-то время в комнате царила тишина, прерываемая лишь треском поленьев в причудливо украшенном камине. В углу страдали тиком часы с циферблатом в виде золотого улыбающегося солнца. Множество книг за цветными стеклами навевали уютные мечты, а за окнами словно по заказу синел вечер над чудесным парком, припорошенным первым снегом… Пока вы не понимали, что высокие окна с резными рамами — талантливая фальшивка, а пейзаж за ними — дело рук художника.
— Соленая голова тролля с майораном… — мечтательно произнес жилистый усач в кресле. — Свежая куда лучше, но теперь их нет! Наши деды не для того основали эту страну, чтобы…
— Полно те, Зафар! — брезгливо перебил его дородный господин в халате на фрачной паре. — От твоих кулинарных предпочтений коробит даже Баожэй, а она готовит пудинги из улиток.