Десять (СИ)

Яркая красота, вот что бросалось в глаза. Умелый макияж подчеркивал изящные черты лица, волосы мягко спадали по плечам, даже слегка размазанная тушь лишь подчеркивала глубину взгляда, в котором мелькала странная для подобной внешности неуверенность в себе — щенячья.

— Давай, поеду с тобой, — предложил сердобольный Витя.

Витя уже одной ногой стоял в карете скорой помощи, когда фельдшер отодвинул его со словами:

— Только родственники. — Фельдшер раздраженно отдернул Витю, усадил Юлю на маленький стульчик рядом с носилками с ободранным кожзаменителем. — Поехали, Николай! — крикнул он водителю.

Юля отвернулась к окну. Фельдшер задержал взгляд на тонком профиле, пробежался от губ к шее, и, словно удивившись чему-то, усмехнулся про себя.

Карета скорой помощи больше напоминала тыкву, отчаянно скрипела на кочках, разбитая подвеска издавала громыхающие звуки. Юлю затошнило, она потянулась к окну в надежде вдохнуть свежего воздуха — оказалось, створка не открывается.

— Приляг, — сказал белобрысый фельдшер. — Давай, давай, прямо в куртке можно. — В его голосе послышалось сочувствие.

Юля благодарно посмотрела на своего спасителя и, повернув голову вправо, постаралась дышать ровно. Ей казалось, как только она переступит порог областной больницы, все проблемы решатся: уйдёт боль, странный фельдшер начнёт улыбаться, помада, оброненная в лекционном зале, вернётся в сумочку.

Ошиблась. Фельдшер быстро отдал сопроводительные документы, бросив еще разок на прощание, перед тем, как практически убежать:

— Точно нет паспорта?

— Нет, — буркнула Юля.

Металлический стул был неудобным. Неудобно было всё — сидеть, стоять, лежать.

Юле хотелось обратить на себя внимание, но, глядя на людей, — мужчин и женщин, бледных, с полиэтиленовыми пакетами, наскоро собранными родственниками перед отправкой в больницу, она поняла, что может и подождать. Пройдёт в порядке очереди. На общих основаниях.

— Юля? — услышала она от смутно знакомого мужчины в белом халате. — Что ты здесь делаешь?

— У меня живот болит, — скривившись, прошептала Юля.

— Живот? И почему ты сидишь в приемном покое?

— А где?

— Подняться надо было. Иди-ка за мной, идти можешь? — спохватился доктор.

Идти Юля могла, в положении, когда не нужно сгибаться, её организм хоть как — то функционировал, а не заставлял корчиться и поскуливать от невозможной боли.

Двадцать минут, проведённые в смотровой, показались вечностью. Голубой кафель со светлыми разводами делал холодное помещение более студеным, будто опасным.

Идея вызвать скорую помощь уже не казалась такой уж умной. Юле не оказывалась вообще никакая помощь в общей сложности уже два часа — и это со времени, когда фельдшер приподнял бровь и спросил: «Вы уверены, девушка?».

Тогда она была уверена, сейчас уверенность стремительно уменьшалась. С сожалением вспоминался собственный отказ на предложение фельдшера отвезти в восьмую клиническую больницу.

В смотровую зашло несколько врачей в хирургических костюмах, доктора приветливо улыбнулись неожиданной пациентке.

— Ну-с, Юленька, на что жалуемся? — спросил один из зашедших.

— Живот… — Юля с трудом сдержала слёзы.

— Посмотрим, — приободрил врач.

После дежурных вопросов, ответов, пальпации, смешков, подмигиваний и даже шутливых заигрываний, которые были предназначены для отвлечения Юли, — эдакий проверенный способ «заговорить» нервного пациента, — она раздраженно выяснила, что «нужно подождать ещё совсем чуть-чуть».

В смотровой остался доктор постарше. Юля вспомнила, что знакома с ним. Он расспрашивал о здоровье мамы, бабушки. Интересовался, определилась ли она со специальностью, именами её профессуры, планами на будущее. Чуть позже зашёл следующий врач, на взгляд Юли слишком молодой и очень усталый. Он смотрел словно бы поверх и самой Юли, и своих коллег.

— Юрий Борисович, приветствую. — Привстал доктор постарше, который расспрашивал Юлю. — Похоже, ваше. Это Юлечка, дочка Владимира Викторовича, прошу любить и жаловать.

— Что ж, полюбим, пожалуем, — улыбнулся Юрий Борисович, подошёл к раковине вымыть руки. — Животик покажи? — обратился он к Юле, уже стоя у кушетки. Та покорно потянула свитер с футболкой вверх. — Здесь больно? Здесь? А так? Хм.

Это «хм» не предвещало ничего хорошего. Юле стало нехорошо от этого «хм», ещё больше, чем было утром или за три дня до этого, или за неделю.

Обменявшись с коллегами репликами, косыми взглядами, побарабанив пальцами по столу, Юрий Борисович устало вздохнул, словно его терзали сомнения. Старший товарищ одобрил его дальнейшие действия.

Диалог обычному пациенту непонятный, если тот — не дочь заведующего гинекологическим отделением областной больницы, куда ее привезла карета скорой помощи, которую пришлось вызвать в медицинский институт, где Юля только-только начала учиться.

Последовали типовые вопросы, с такими же типовыми ответами, по сто пятому кругу. Кафель давил, действие обезболивающего, которое Юля себе вколола, начало заканчиваться, а вопросы — откровенно раздражать. Неужели настолько сложно оказать необходимую помощь?!