Десять тысяч небес над тобой

— Я подслушал сегодня столько разговоров о войне на базе, сколько смог. Очевидно, ситуация не очень оптимистична. Мы потеряли Мексику. Что, я думаю, означает, что у этой страны была Мексика в какой-то момент. Линии снабжения с Запада разбиты.

— Это как, если мы проиграем войну, нам придется измениться? Как в Гражданской войне? — Реконструкция и Джим Кроу — это отстой, но даже это звучит лучше, чем альтернатива. — Или так, что если мы проиграем войну, Адольф Гитлер правит миром?

— То, что говорят ребята в казарме, звучит скорее, как Гитлер. Тем не менее, сейчас военное время. Они могут преувеличивать. Все ненавидят врага, верно?

Мы должны надеяться.

— Слушай, у нас нет возможности навсегда прекратить исследования твоих родителей, независимо от того, что говорит Конли, — Тео берёт меня за руку, чтобы привлечь внимание к своим словам для или просто для успокоения, но я ярко чувствую его прикосновение. — Скажем, нам удастся заразить их проект вирусом, испортить компьютерную систему, которую у них здесь развернута — в которой, кстати, такие взаимосвязи, что всё это было бы катастрофой. Как ты думаешь, сколько времени для твоих родителей займёт восстановление? Год? Немного меньше?

— У них есть год?

Мы слышим звук смеха Джози, она обычно так смеется при ужасных отцовских шутках. Если я это сделаю, я предам и свою сестру тоже. Чувство вины похоже на кулак, закрывающийся вокруг меня, который сжимается всё крепче и крепче, пока я не вспоминаю, как дышать.

Я шепчу:

— Если бы мой Пол был здесь, я… Я думаю, что он сказал бы оставить его и спасти их.

— Если бы он был здесь, ты бы сказала ему заткнуться, пока ты спасаешь его задницу.

Несмотря ни на что, я смеюсь.

— Наверное.

— Слушай. Это «лекарство» от Ночного вора, о котором говорит Конли, даже он признаёт, что это может не сработать, — говорит Тео. — Если ты заставляешь себя пройти через это ради меня, не беспокойся. Но дело не только во мне. Мы должны вернуть Пола. Это значит, что мы сделаем всё, что должны. Правильно?

— Правильно, — говорю я, стараясь не слышать, как моя семья разговаривает внутри.

Тео сияет, как будто всё в порядке, когда это так очевидно. Он делает это, чтобы помочь Полу, и я чувствую волну неожиданной нежности к нему.

— Ладно, — говорит он. — Теперь всё, что нам нужно сделать, это выяснить, как добраться до Сан-Франциско.

Мы представим это как романтический отпуск, утверждая, что у Тео отпуск. (Надеюсь, он сможет его получить.) Пока мне не назначена новая военная работа, уничтожение завода боеприпасов означает, что у меня есть свободное время. Так почему бы не Сан-Франциско?

Перед тем, как мы поговорим с моими родителями, Тео спрашивает:

— Ты уверена, что они скажут «да», а не направят дробовик мне в голову?

— Папа не из тех, кто любит пострелять. Мама, может быть, но, вероятно нет — кроме того, я помню, как они отреагировали, когда я сказала им, что мы с Полом влюблены. Может, мама и папа не близки с Тео в этой вселенной, но он им нравится. Они не ханжи. Они… реалисты. — В любом случае, если бы она собиралась пристрелить тебя, она бы сделала это сегодня утром.

— Это не так утешительно, как ты думаешь.

Но просить родителей отпустить тебя на выходные с парнем, который тайком входит и выходит из твоей комнаты, независимо от того, в какой вселенной ты находишься, это не очень хорошо.

— Я не могу поверить, что ты просишь нас об этом, — говорит папа, вышагивая по гостиной. — Не знаю о чём ты думаешь. Путешествие в Сан-Франциско! Это возмутительно.

Мы с Тео осмелились взглянуть друг на друга. Выражение его лица говорит то, о чём я думаю: мы облажались.

Мама впервые вступает в разговор с тех пор, как я спросила её о поездке.

— Генри, не было проблем с поездами на севере.

Папа не успокаивается.

— Пока что. Но проблемы могут возникнуть в любой момент, разве сегодняшний рейд не научил нас чему-нибудь? Мы не знаем, когда будет следующая атака. Нам этого не узнать.

Подождите. Он не испугался мысли о моём пребывании в отеле с Тео. Папа расстроен, потому что я хочу на время уехать из дома.

Я рискую.

— Папа, рейд прошлой ночью… нас почти взорвали.

Мамин голос резок.

— Не напоминай нам.

— Разве вы не видите? Мы в опасности везде. Всё время. Не похоже, что мне будет безопаснее, если я останусь здесь.

Через мгновение мама кивает, но папа продолжает настаивать на своём.

— Ты помнишь, что случилось с тётей Сюзанной. Все говорили, что пассажирские корабли были в безопасности, пока они плыли под нейтральным флагом, но всё же… — его слова обрываются и мама берёт его за руку.

Тётя Сюзанна мертва.

Сначала я не могу этого осознать. Она, моя легкомысленная, избалованная тётя из Лондона, которая, казалось, никогда не заботилась ни о чём, кроме моды и высшего общества, но она любила всех нас и тепло встречала нас всякий раз, когда мы посещали Великобританию. Однажды, когда я была маленькой, она взяла меня на чай в какой-то шикарный отель, и я почувствовала себя такой взрослой. Такой особенной.