Десять тысяч небес над тобой

Приложите все усилия, чтобы отдохнуть и позаботиться о своём здоровье. Расскажите, как вы себя чувствуете и могу ли я прислать вам что-то необходимое.»

Письмо говорит больше, чем кажется с первого взгляда.

Если Маргарет из этого мира помнит свою ночь с Полом, это значит, что она так же помнит правду о своём происхождении, которое стало результатом короткого романа между царицей, моей матерью, и царским учителем, Генри Кейном. Она держала свои отношения в тайне.

У Великой Княжны Маргарет наконец-то есть отец, который её любит. Я держусь за это, одну вещь, которую я подарила ей, отняв столько всего.

Папа явно знает о беременности. Внуки, написал он. Вероятно, он помог разработать этот план, чтобы убрать Великую Княжну от Царя надолго.

Но если у папы и есть идеи насчёт того, что будет дальше, в этом письме их нет.

Новости от Кати и Питера греют меня больше, чем я предполагала. Я скучала по ним с тех пор, как оставила эту Вселенную, и это никто больше полностью не понимал. Ты знаешь их только месяц, однажды сказала Джози в раздражении. Они не твои братья и сёстры, как я. Ну же!

Это так, и всё же не так. Видеть себя, отраженным в другом человеке, словно волшебство. Когда тебя с кем-то связывает кровное родство, ваша связь переходит за границы логики. Я не только влюбилась в Пола в России, в каком-то смысле, я влюбилась во всю мою семью.

Я снова и снова перечитываю выпавшие письма, ища письмо от моего старшего брата, Владимира, наследника престола. Когда я не нахожу его, моё сердце разбито.

Он бы написал. Обязательно. Доброта Владимира — это первое качество, которое я в нём заметила. Когда я желала, чтобы у меня был любящий брат, вместо старшей сестры, которая не разрешала мне кататься на своём скейте, я всегда представляла кого-то похожего на Владимира. И эта Маргарет близка со своим братом — это было очевидно с самого начала.

Они достаточно близки для того, чтобы она рассказала ему о беременности.

И он не сказал… ничего.

Владимир не похож на человека, любящего писать письма, но мне приходится помнить, насколько это другой мир. Их мораль отстает от нашей примерно на век, когда люди думали, что расизм в порядке вещей, но сходили с ума из-за секса до брака. Ненавидел ли он её из-за этого? Даже если нет, Владимир мог полагать, что должен отказаться от неё, возможно навечно.

Неужели я стоила этой Маргарет ещё и брата?

Весь день я ожидала, что позвонит Тео, не в буквальном смысле, потому что в Императорских покоях не было телефона, но пришлёт сообщение в отель. Я проверяю ежедневник, надеясь увидеть резервации в ресторане, но есть только одна запись, и она на завтра: Словечко для кузины Карин. Порывшись в памяти, я не могу вспомнить, чтобы писала какой-нибудь «Карин» в этом измерении в декабре, но опять же, я предположительно родственница половине королевских семей Европы, так что это мог быть кто угодно.

Ни одна строка не говорит мне, когда — или если — я увижу Тео снова.

Могу ли я попросить одного из охранников найти химика Тео Бека? Может быть. Но я не уверена, что они знают о дружбе Великой Княжны с Тео из этого мира, или сколько из этого они доложат Царю. Мне нужно быть скрытной настолько, насколько возможно. Если бы я только знала, где может быть Тео… или когда…

… но потом я понимаю, что знаю. На самом деле, я должна была догадаться сама, но Тео сам сказал мне в своих письмах в декабре.

Так что, когда опускается вечер, я ем ранний ужин в своём номере и служанка готовит меня к выходу. На этот раз платье из тёмно-красного бархата, с рукавами-кимоно, с лёгкой золотой вышивкой на груди и оторочено чёрным мехом по краям. Потом я вызываю машину.

— Куда едем, Ваше Императорское Высочество? — спрашивает водитель.

Я немного возбужденно отвечаю:

— В Мулин-Руж.

Когда мы подъезжаем, я не знаю на что смотреть: на красную вывеску с ветряной мельницей, на смесь простонародья с богемой, текущих сквозь двери, или, святые угодники, на огромную статую слона с пагодой на спине. Я думала, это придумали для фильма. Похоже, что нет.

Зайдя внутрь, я замечаю признаки того, что я не просто переместилась назад во времени. Я вижу несколько цветных людей — чернокожих, азиатов, индийцев, и, хотя некоторые из них явно участвуют в представлении, другие — высокопоставленные гости. Держу пари, это было не так обычно, как дома, но эта вселенная набирает очки за то, что люди здесь не расисты. Кроме того, на стене висит постер в стиле Арт-нуво, представляющий красивую женщину с тёмной кожей, одетую в платье, которое блестит, как тысяча огоньков, её волосы завиты спиралями, напоминающими мне Медузу Горгону. Сверху написано имя летящим замысловатым шрифтом: Beyoncé. Внизу даты следующего представления.

Однако по большей части здесь царит чистая вакханалия. Клуб огромный — сотни людей танцуют на деревянном полу или кричат с балконов. Полный оркестр продирается сквозь шум и мне нужно несколько секунд, чтобы узнать песню Тейлор Свифт, которая в этой вселенной определённо написана для канкана.