Десять тысяч шагов

Как-то среди запорошенных снегом тростников появился рыжий зверь с острой мордой и длинным пушистым хвостом. Он пробежал вдоль стены тростников и остановился как раз напротив островка, зорко всматриваясь и двигая черным кончиком носа. Потом зверь лег на брюхо и осторожно пополз по льду. Почти у самой воды лиса чуть приподнялась, напружинила мускулистое тело, готовясь прыжком преодолеть оставшееся до островка расстояние. Но в этот момент тонкий еще лед начал ломаться. Зверь поспешно вернулся к тростникам.

Гусь встрепенулся, беспокойно задвигался, но спрятаться ему было негде. Лиса долго лежала в тростниках, положив голову с чутко поднятыми ушами на передние лапы, не сводя голодного взгляда с птицы. Наконец ей надоело выжидать, и она ушла.

К утру следующего дня лед продолжал наступать, но еще не затянул всю свободную воду. Лиса не показывалась, хотя, наверное, рыскала где-нибудь поблизости, уверенная, что гусь от нее все равно не уйдет.

А потом у плеса появился человек. Это был егерь охотничьего хозяйства. Щурясь от слепящей белизны, он не сразу разглядел на островке одинокую, полузанесенную снегом птицу.

— Вот те на! Гусь… — пробормотал он. — Эх ты, горемыка. И как еще не угодил в зубы лисе. Она все тут рыщет, все шныряет. Вон сколько наследила-то…

Егерь ушел, раздвигая сухой ломкий тростник. Но к вечеру появился снова. За собой он тянул узкую длинную лодку, из которой высовывалась легкая деревянная лестница. Толкая впереди себя лодку, егерь стал осторожно продвигать ее по льду к островку. Гусь видел его, но не делал попыток уйти. Он совсем обессилел, замерзал и покорно ждал неминуемого конца.

Лодка ткнулась острым носом в островок. Егерь быстро вскинул руку с капроновой сетью и накрыл ею подранка. Птица слабо трепыхнулась под сетью и затихла. Человек тихо заговорил, успокаивая ее ласковыми словами. Положив на островок лестницу, егерь встал на нее и дотянулся до гуся, подхватил его вместе с сетью и благополучно вернулся в лодку.

Когда жена егеря увидала его с гусем в руках, она нисколько не удивилась: не раз он приносил домой больных или покалеченных птиц и зверушек, подбирая их в лесу, на озере, в поле.

— Гусь, — сказала она. — Вот и хорошо. Пусти его в стайку, пусть поживет с нашими.

Прежде чем последовать совету жены, егерь осмотрел пленника, нашел перебитую кость и покачал головой.

— Ай, яй-яй, — проговорил он. — Всего одна дробинка.

Пленник отогрелся, немного пришел в себя и теперь пытался щипать руки человека, шипел и негромко гоготал. Егерь достал нож, пинцет и осторожно приступил к операции. Вынув дробинку, он обработал пораженное место марганцовкой и плотно подвязал крыло. Покончив с операцией, егерь налил в одну миску чистой воды, в другую накрошил размоченного хлеба и поставил на кухне перед птицей. Но подранок ни пить, ни есть не стал, а забился под лавку и не выходил оттуда до тех пор, пока хозяева не улеглись спать. Только когда в доме наступила тишина, он покинул свое укрытие и с жадностью набросился на хлеб.

С этого дня у подранка началась спокойная и сытая жизнь. Он быстро восстанавливал силы, перелом понемногу начал срастаться. Недели через две хозяева выпустили пленника в сарай к домашним гусям и уткам. Те приняли дикаря настороженно, но не обижали. Всю зиму молодой гусь провел с домашними птицами. Иногда хозяйка выпускала их погулять. Во дворе сверкали под солнцем высокие сугробы, гуси вперевалку степенно ходили по тропкам, а замерзнув, сами возвращались в сарайку, где было тепло, а в деревянном корытце всегда имелся корм.

К весне подранок окреп, и сломанное крыло у него окончательно срослось. Солнце растапливало снега. Зажурчали ручьи, потекли в низину, к озеру. Еще через несколько дней на льду озера появились первые промоины. Они быстро ширились, и на них стали опускаться прилетевшие с юга стайки хохлатой чернети, красноголовых нырков, гоголей, крякв и чирков.

Жена егеря теперь каждый день выпускала гусей и уток на прогулку. Молодой дикий гусь вместе с домашними собратьями тоже ходил на озеро, а к вечеру, как всегда, возвращался в сарайку.

…В теплый солнечный день он услышал крики пролетающих диких гусей и отозвался радостным громким гоготом. Потом развернул широкие крылья, побежал с пригорка и легко оторвался от земли. Сильными взмахами он врезался в холодный весенний воздух, поднимался все выше и выше, торопясь догнать улетающую стаю.

ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ШАГОВ

По лесу гулко, с раскатами, прокатился выстрел.

«Он! Больше некому!» — уверенно решил Василий и круто свернул с дороги. Бежать мешали колючие кусты малинника, замшелые коряги и камни в траве. Ветки деревьев хлестали по лицу, цеплялись за одежду.

В редком осиннике Василий заметил темную фигуру человека.

— Стой! — закричал Василий зло и повелительно. — Сто-о-ой!

Человек метнулся в глубь осинника. Затрещали ветки.

— Сто-о-ой, Лапоть, не уйдешь! Я же тебя узнал…