А утром снова показалось солнце. Оно обогрело и приласкало продрогшего зайчонка. Весь этот и следующий день Длинноухий просидел под своим смородинным кустом, который стал для него домом.
На четвертый день жизни, когда Длинноухий снова почувствовал голод, его с братьями и сестренками вволю накормила другая зайчиха. Так уж у заячьего племени заведено: встретились зайчата, надо их накормить, а твоих собственных накормит другая мать.
Прошло еще несколько дней. Длинноухий немного подрос, окреп и постепенно осваивался с лесной жизнью. Он больше не пугался каждого шороха, каждого крика птицы или зверя, но по-прежнему был осторожен. Зайчонок уже знал, что веселой любопытной синицы бояться не надо. Она все время проводила в хлопотах: ловила мошек, червячков, гусениц и таскала их в дупло старой ивы, где у нее было устроено гнездо и откуда то и дело доносился многоголосый писк голодных птенцов. Увидев под кустом Длинноухого, синица приветствовала его как старого знакомого коротким и радостным:
— Пинь-пинь, чиррр…
Иногда вместе с нею прилетала другая синица, точно такая же, но чуть поменьше, и они прыгали по веткам около зайчонка, разглядывая его со всех сторон и тихо переговариваясь между собой.
Знал Длинноухий и о том, что ничего худого ему не сделает часто пробегавший по лужайке еж. Серый колючий зверек иногда подкатывался к зайчонку, торопливо обнюхивал его острым черным носом, а потом, сопя и похрюкивая, исчезал в густой траве. У ежа тоже было много дел.
Как-то мимо Длинноухого, быстро извиваясь, прополз крупный, в блестящей чешуе, уж. Он был так поглощен преследованием лягушонка, что даже не взглянул на Длинноухого. А в полдень, когда всю лужайку заливали солнечные лучи, появлялись большие красивые стрекозы со стеклянными крылышками и крупные, еще более красивые, желтые бабочки — махаоны. Махаоны словно танцевали в воздухе, на миг опускаясь на венчики цветов.
Время от времени зайчонок чувствовал острый голод и начинал нетерпеливо вертеться, ожидая появления зайчихи. Едва она показывалась, как он со всех ног устремлялся к ней, стараясь опередить других зайчат.
А потом зайчихи перестали прибегать на лужайку: пора кормления детенышей кончилась. Длинноухий не ел уже три дня и, не выдержав далее, схватил какую-то травинку, щекотавшую ему нос, оторвал ее, начал жевать и… проглотил. Травинка оказалось кисло-сладкой и понравилась зайчонку. Он съел еще одну, и еще, и постепенно выел вокруг себя маленькую плешинку. Трава и листья попадались разные: и сладкие, и горькие; и кислые, кисло-сладкие.
Маленькими прыжками Длинноухий обследовал всю лужайку, на которой провел первые дни своей жизни, а затем отважился выбраться подальше.
Зайцы ходить не умеют. Так уж у них устроены ноги: передние короткие, а задние длинные. Потому и получается не шаг, а прыжок: зверек отталкивается задними лапами, а на передние только опирается. При быстром беге заяц заносит задние лапы вперед, сильно упирается ими в землю, и они, как пружины, подбрасывают его.
Первые прыжки Длинноухого были неуверенными. Но с каждым днем силы прибывали, приходили умение и ловкость, и очень скоро он уже мог пробегать значительное расстояние.
Мир, открывшийся Длинноухому, казался огромным. Оставив родную лужайку, зайчонок попал в густой осинник. В нем было мрачно и сыро. На ветру трепетали круглые, темно-зеленые листья, отчего все время слышался легкий шелестящий звук. Пахло прелой листвой и грибами. Длинноухий сделал несколько легких прыжков и остановился в замешательстве. Прямо перед собой он увидел крупную рыжеватую, в пестринках, птицу, за которой, тихо попискивая, бежало около десятка желто-серых птенцов.
Глухарка негромко заквохтала, подзывая отстающих.
Длинноухий погнался за одним из птенцов. Настичь его ничего не стоило. Забежав вперед, он остановился перед птенцом, намереваясь получше его разглядеть. Но тот припал к земле и… исчез. Озадаченный зайчонок протянул лапку к тому месту, где только что был птенец. В это время послышалось угрожающее квохтанье и на Длинноухого налетела разгневанная, с взъерошенными перьями мать-глухарка. Сильный удар жесткого крыла пришелся, к счастью, по кончику лапы, но все равно было больно. Зайчонок обиженно вскрикнул, тряхнул ушами и поскакал прочь от глухариного семейства. Вслед ему неслось сердитое квохтанье.
Осинник скоро кончился. За ним тянулся неглубокий извилистый овраг, по дну которого журча струился ручей с прозрачной водой. Длинноухий легко перепрыгнул ручей, выбрался из оврага и присел передохнуть. Впереди расстилалась прогалина с редкой травой, среди которой кое-где выглядывали синие и белые цветы, а дальше сплошной стеной вставали темно-зеленые хмурые ели.