Десять великих экономистов от Маркса до Кейнса

Не был ли он в таком случае прирожденным государственным служащим? Не был ли он самой природой предназначен, чтобы стать одним из тех бессменных замминистров, которые невидимой рукой творили историю Англии? Только не это. У Кейнса было мало склонности к политике, но еще меньше склонности у него было к упорной монотонной работе и к тому, чтобы искусно укрощать и направлять этих диких зверей – политиков. Зато одинаковая нерасположенность к политике и бюрократии подтолкнула Кейнса к той роли, для которой он был на самом деле предназначен природой, для которой он быстро нашел идеальную форму и которой до конца жизни оставался верен. Мы можем думать что угодно о тех психологических законах, которые он сформулировал, но не можем не заметить, что свою собственную психологию Кейнс с ранних лет понимал прекрасно. Это обстоятельство было одной из ключевых составляющих его успеха, а также секретом его счастья, ибо, как мне кажется, жизнь его была чрезвычайно счастливой.

Проработав с 1906 по 1908 год в департаменте по делам Индии, Кейнс вернулся в университет, приняв преподавательскую должность в Королевском колледже в 1909 году, и быстро обосновался в кругу коллег-экономистов в Кембридже и за его пределами. Он преподавал Маршаллову экономическую теорию, выбрав в качестве основы курса пятую часть «Принципов экономической науки». Этой теорией он овладел в совершенстве и следующие двадцать лет оставался ей верен. В моей памяти сохранился рассказ случайного посетителя Кембриджа о Кейнсе, каким он предстал перед ним в то время: сухощавый молодой преподаватель с лицом аскета и сверкающими глазами, сосредоточенный и невероятно серьезный, буквально вибрирующий от того, что посетителю показалось сдерживаемым нетерпением, грозный противник в споре, которого все замечали, все уважали и некоторые любили[208]. О растущей репутации Кейнса свидетельствует тот факт, что уже в 1911 году он был назначен редактором журнала Economic Journal, сменив на этом посту Фрэнсиса И. Эджуорта. Эту ключевую в мире экономической науки должность он занимал без перерыва и с неутомимым энтузиазмом вплоть до весны 1945 года[209]. Учитывая, как долго Кейнс проработал на этом посту, а также учитывая все остальные его многочисленные интересы и увлечения, его достижения на этом поприще можно назвать выдающимися, почти невероятными. Он не только сформировал общую политику журнала и Королевского экономического общества, в котором служил секретарем. Он сделал гораздо больше. Многие статьи в журнале выросли из его предложений; все без исключения статьи, от идей и фактов до пунктуации, изучались им внимательнейшим образом[210]. Результат известен нам всем, и у каждого есть по этому поводу своя точка зрения. Но я уверен, что выражу всеобщее мнение, если скажу, что в целом Кейнс как редактор не имел себе равных с тех самых пор, как Дюпон де Немур перестал руководить журналом Ephemerides du citoyen.

Работа в департаменте по делам Индии была лишь стажировкой, о которой человек менее пытливого ума забыл бы без следа. Нам многое говорит не только об энергии Кейнса, но и о характере его таланта тот факт, что для него эта стажировка стала плодотворной: его первая – и первая успешная при этом – книга была посвящена индийской денежной системе и финансам[211]. Она вышла в 1913 году, тогда же, когда Кейнс был назначен членом Королевской комиссии по индийским финансам и денежной системе, в которой проработал год. Мне кажется, эту книгу можно заслуженно назвать лучшим исследованием, написанным в Англии о золотовалютном стандарте. Однако куда больший интерес представляет другой вопрос, лишь отдаленно связанный с успехом «Индийской денежной системы» как таковой: можно ли различить в первой книге Кейнса что-либо, что предвещало бы его «Общую теорию занятости, процента и денег»? В предисловии к «Общей теории» Кейнс утверждает, что его учение 1936 года – это лишь результат «естественной эволюции его размышлений за последние несколько лет». Это высказывание я еще прокомментирую. Пока же я хотел бы отметить, что, хотя в работе 1913 года не содержится тех характерных предположений, которые сделали книгу 1936 года столь революционной в глазах современников, общее отношение Кейнса к денежным феноменам и политике в 1913 году явно предрекало то отношение, которым проникнут «Трактат о деньгах» 1930 года.