Однако в некотором смысле учение Маршалла никогда не сможет полностью кануть в прошлое. Его влияние сохранится на неопределенное время не только потому, что учение такого масштаба и мощности всегда становится частью научного наследия, но также и потому, что в этом учении есть некое качество, которое эффективно противится тлену. Выросший в эпоху, когда на каждом углу кричали об эволюционном прогрессе, Маршалл одним из первых экономистов осознал, что экономика – это эволюционная наука (хотя его критики не только упустили эту часть его рассуждений из виду, но и порой обвиняли его экономическую теорию в невнимании к эволюционному аспекту). В частности, Маршалл писал, что человеческая природа, которую он объявил главным фокусом своих исследований, является пластичной и изменчивой и зависит от окружения. Однако и это сейчас для нас не самое главное. Главное то, что свою ориентированность на эволюцию Маршалл сохранил и в теоретическом анализе. В нем не чувствуется завершенности. В отличие от Милля Маршалл никогда не заявлял, что с той или иной проблемой покончено навсегда и что никакой ее аспект больше не нуждается в дальнейших пояснениях ни его собственных, ни прочих авторов. Напротив, он понимал, что возводимое им здание носит временный характер. Он постоянно ссылался на труды других ученых, в том числе в областях, которые были для него чуждыми. Благодаря этому новые проблемы, идеи и методы, к трудам других ученых совершенно беспощадные, становились его союзниками. Маршалл разбил обширный укрепленный лагерь, в котором находилось место для каждой новой идеи, более того, кажется, что для каждой из них он заранее это место приготовил. Многие восставали против его правления, но в основном это были бунтовщики лишь местного значения. А иногда случалось, что мятежники обнаруживали – или другие обнаруживали за них, – что Маршалл заранее предвидел их цели, так что для восстания, в сущности, нет причин.
II
«Принципы» стали результатом более чем двадцатилетнего труда[72]
. Когда, наконец, в 1890 году они были опубликованы, их встретил моментальный и оглушительный успех. Объяснить этот успех нетрудно. Книга была не просто огромным достижением сама по себе; это достижение еще и было облечено в крайне привлекательный наряд, сшитый точно по экономической моде своего времени, и такой подход делает честь не только гению автора, но и его здравому смыслу.Суть достижения Маршалла изложить уже сложнее, чем объяснить его популярность. Мы будем к нему несправедливы, если сразу перейдем к сути аналитического аппарата, представленного в «Принципах». Ибо эта суть предваряется, сменяется и со всех сторон окружена экономической социологией английского капитализма периода XIX века, разработанной на основании удивительно обширной и достоверной исторической базы. Маршалл был первоклассным экономическим историком, хотя технически его таланты историка и не были безупречны. Его мастерское владение историческими фактами и аналитический ум работали в столь тесном союзе, что факты жизни в его работе вмешивались в теоремы, а теоремы проникали в чисто исторические наблюдения. Эта черта, конечно, куда лучше заметна в «Промышленности и торговле», чем в «Принципах», где даже в историческом введении исторические факты были сокращены такой решительной рукой, что почти ускользают от внимания как критиков, так и последователей. Однако ее можно различить и в «Принципах» наряду с другой чертой: непрестанными и внимательными наблюдениями за современной Маршаллу деловой жизнью, которую он понимал очень глубоко, что редко бывает свойственно экономистам-теоретикам. Эта особенность невольно наложила некоторые ограничения на работу Маршалла. Дела среднего размера английской фирмы в его анализе освещены куда подробнее, чем требуется для труда, претендующего на универсальность. Но в рамках этих ограничений Маршалл в своем реализме намного превзошел Адама Смита и несравнимо опередил всех остальных экономистов. Эта же особенность, возможно, послужила причиной того, что в Англии у Маршалла не появилось институционалистской оппозиции.
Зато такая оппозиция появилась у него в Соединенных Штатах. Это вполне объяснимо. Упрощенная, лишенная исторического контекста версия теории Маршалла наводнила учебные заведения до такой степени, что многие наиболее живые умы просто отказались ее воспринимать. Вполне естественно, что, пытаясь оторваться от упрощенного Маршалла, они считали, что отрываются от истинного Маршалла; естественно и то, что, пытаясь пробиться к экономической реальности, они не заметили поставленного Маршаллом указателя, который указывал как раз в направлении их движения.