Десять великих экономистов от Маркса до Кейнса

Англичане и американцы, не замечая тех исторически совершенно конкретных и уникальных обстоятельств, которые поспособствовали формированию у них столь же конкретного и уникального отношения к парламентской демократии, удивлялись странному отношению Парето к фашизму. Но это отношение совершенно понятно. Для его объяснения не нужна даже никакая теория. События 1914–1922 годов призвали Парето обратно на арену политических дебатов. Опубликованные Парето мастерский анализ истоков Первой мировой войны, статьи об ошибочности заключения Версальского мира и тщетности создания Лиги наций принадлежат к его сильнейшим произведениям, хотя за пределами Италии эти работы и не встретили понимания. Но важнее всего то, что Парето довелось быть свидетелем такого чудовищного общественного беспорядка в Италии, который надо было видеть своими глазами, чтобы в него поверить, и эта картина его ужаснула. Приписав все беды тех лет слабости политической системы разлагающейся буржуазии, молодой Парето, изучавший историю Древнего Рима, возможно, вспомнил о формулировке, которой в республиканском Риме сенат в момент возникновения чрезвычайной ситуации приказывал консулам назначить диктатора, человека, временно наделенного безграничной властью: vide-ant consules ne quid detrimenti res publica capiat (да будут бдительны консулы, чтобы республика не понесла никакого ущерба – (лат.)). Но итальянская конституция такой возможности не предусматривала, а если бы и предусматривала, ни к чему хорошему это бы не привело. Так что диктатору пришлось назначить себя самому. Дальше этого вывода и дальше одобрения того успеха, с которым Муссолини восстановил в стране порядок, Парето никогда не заходил. Муссолини показал себя с лучшей стороны, пожаловав сенаторский титул человеку, который непрестанно проповедовал политическую умеренность и до конца отстаивал свободу прессы и академического преподавания[85]. Но до самой смерти Парето отказывался принимать и этот «изм» точно так же, как отказался принять все остальные. Не имеет смысла судить его поступок – как, впрочем, и все его поступки или чувства – с точки зрения англо-американской традиции.

Все прочее скрыто от нас на дне озера.

II. Парето – теоретик

Приступая к оценке вклада Парето в экономическую науку, необходимо сразу же отдать должное его лидерским качествам. Он никогда не преподавал в Италии. Факультет права в Лозаннском университете был не слишком удачной площадкой для проведения интеллектуальных кампаний. Деревенский домик в Селиньи выглядел, скорее, приятным убежищем. Однако Парето добился того, чего не сумел добиться Вальрас: он основал собственную школу в полном смысле этого слова. Вскоре после 1900 года вокруг Парето сформировался узкий круг выдающихся экономистов, более широкий круг менее выдающихся последователей, а за ним масса более или менее определенных приверженцев. Они занимались позитивной наукой. Они поддерживали связь друг с другом. Они защищали друг друга в спорах. Они признавали лишь одного учителя и лишь одну доктрину.

Школа Парето была почти исключительно итальянской. Как уже упоминалось, среди ее приверженцев было немного иностранцев, хотя отдельные части учения Парето постепенно завоевали признание и в Англии, и в Соединенных Штатах. В Италии эта экономическая школа также никогда не была ведущей. Никакая школа не бывает ведущей в своей собственной стране. Противоположное впечатление, например, впечатление, что школа Рикардо когда-либо была определяющей для английской экономической науки, является продуктом нереалистичной историографии. В Италии одни ведущие ученые, такие как Луиджи Эйнауди, решительно отказывались принимать идеи Парето, а другие, такие, как Густаво Дель Веккьо, хотя и признавали талант Парето и использовали ту или иную его доктрину, думали и писали все же примерно так же, как думали и писали бы и без его влияния. Однако факт остается фактом: в экономической науке появилась школа на основании теоретической структуры, которая была недоступна не только широкому кругу читателей, но в некоторых наиболее оригинальных местах и последователям этой школы – последователям, большинство из которых никогда не видели и не слышали основателя школы.