Десять вещей, которые я теперь знаю о любви

Я отпрянул от полотна. На меня в упор смотрела Сесилия — потом я узнал, как ее зовут, — решительная, строгая девочка с каштановыми волосами, заплетенными в косички. Я поднял глаза, увидел ее маму — и мое сердце рухнуло в пропасть. Она держала за руку другую девочку, Матильду, более нежную и скромную.

— Простите, пожалуйста, — сказал я.

— За что же? — спросила она и улыбнулась.

Мое сердце заколотилось.

— Милая, это галерея, здесь люди смотрят на картины, — обратилась она к негодующей девочке справа. — Так что давай не будем мешать дяде продолжать осмотр.

Она снова улыбнулась, и в ее глазах сверкнул тот самый огонек. Я словно врос ногами в пол.

— Мамочка, а почему он теперь смотрит на нас?

Мое лицо вспыхнуло. Женщина шикнула на дочь и виновато посмотрела на меня.

— Простите, — сказал я снова, вдруг осознав, что мои руки повисли вдоль тела, беспомощно и неловко. — Леди… может, вы позволите угостить вас чашкой чаю?

Это прозвучало нелепо, но я не мог позволить ей уйти. Она выпрямила спину и посмотрела на меня, будто пытаясь понять, кто же я такой.

— А можно мне горячего шоколада? — подала голос Матильда.

Я готов был обнять ее.

— Конечно, можно, — ответил я. — Если твоя мама не против.

* * *

Твои сестры были славными девочками. Я видел, что они получили хорошее воспитание. Не представляю, о чем я думал, когда попросил ее бросить мужа и уйти ко мне. Тогда мне казалось, что я смогу стать ему заменой, справлюсь не хуже.

Я наблюдаю за тем, как ты смотришь на Матильду. Она всхлипывает, прерываясь на полуслове, но справляется и продолжает. Любящий отец. Самоотверженный. Всегда справедливый.

Он знал. Твоя мама сказала мне, что он всегда знал. Надеюсь, тебе это не навредило.

Перекатываю твое имя во рту; оно такое льдисто-голубое, что от холода сводит зубы.

* * *

Встаю вместе со всеми и протискиваюсь к выходу. Не поднимаю головы. Ты — единственная, кого я хочу видеть. Выхожу из прохладного храма на светлую жаркую улицу.

Но в дверях меня приветствует Сесилия. На мгновение мне показалось, что она узнала меня, но потом я понимаю, что она приняла меня за того, кто я сейчас, и хочет, чтобы я ушел. Ты отвернулась, рыдая. Матильда гладит тебя по спине между лопаток. Мужчина, на которого ты смотрела во время службы, стоит у ворот в нерешительности, будто не знает, что сделать — обнять тебя или уйти.

— Сожалею о вашей утрате, — бормочу я Сесилии.

— Благодарю, — отвечает она и выжидательно приподнимает бровь.

Я редко общаюсь с людьми, так что слова даются мне с трудом, приходится добывать их, как воду из колодца. А когда они уже готовы появиться, всегда есть опасность не совладать с ними, выплеснуть, залить все вокруг.

— Я хотел прийти, чтобы сказать… чтобы выразить соболезнование…

Она похожа на человека на диете — лицо слегка вытянутое, в глазах сквозит недовольство.

— Ваш отец…

Ты все еще не оборачиваешься. Я не могу потерять тебя.

— Вы знали… его?

— Малкольма.

Складки возле губ чуть разглаживаются.

— Малкольм, — повторяю я, словно это пароль. — Он был… Я просто хотел почтить его память.

Подбородок Сесилии слегка дрогнул — она почти кивнула, где-то наполовину. Явно хочет, чтобы я ушел. А ты на расстоянии вытянутой руки. Твоя сестра следит за моим взглядом.

— Что ж, спасибо, что пришли, — говорит она.

Низкорослый мужчина подходит, обнимает ее за талию и что-то шепчет на ухо. Она качает головой, потом вновь поворачивается ко мне.

— Думаю, вы понимаете, какое трудное время настало для нас всех, — говорит она. — Время, когда лучше держаться вместе, в кругу семьи.

— Я был знаком с вашей матерью, Жюлианной.

Долгие годы я не произносил вслух это имя цвета алой губной помады.

В глазах Сесилии отражается внутренняя борьба, но моя кожа, волосы, одежда и мой запах указывают ей мое место, и я терплю поражение.

Орган замолкает.

— Спасибо, что пришли, — твердо произносит она и отворачивается от меня.

Не знаю, что сестра сказала тебе, но когда ты смотришь на меня — я понимаю, что все потеряно. Теперь вы обе считаете меня бродягой, которому здесь не место.

Матильда провожает тебя до машины. Я не знаю, где ты живешь. И бежать быстро я не могу. Остальные гости расходятся, поворачивают за угол, захлопывают дверцы своих машин. Я не слышу звука мотора, но твой автомобиль трогается с места. В затылке снова тянет, грудь сдавило.

Кроме мужчины, который любит тебя — или причинил боль и хочет загладить вину, — возле церкви остались только пожилая пара, низенькая черноволосая женщина, то ли крашенная, то ли в парике, и семья с двумя детьми. Младшая девочка совсем маленькая, и отец держит ее на руках.

Я делаю выбор в пользу женщины. Приглаживаю волосы рукой, вытираю пальцем уголки губ, одергиваю куртку, расправляю плечи и вспоминаю обращение, которое скрывал столько лет, что оно уже кажется каким-то чужим.

— Прошу прощения.

Она резко оборачивается, будто я напугал ее:

— Да?