Читаем Десять жизней Мариам полностью

В голосе преподобного послышались слезы, и на мгновение туман времени рассеялся, и я услышала, как теплый, сильный и глубокий голос Джеймса говорит мне о своей любви, рассказывает о Седрахе, маленьком и уже взрослом… И мой Илай… шепчет: «Мама, вот мой мальчик. Послушай его. Это я направил его к тебе».

– Я… Я ищу тебя с тех пор, как закончилась война. Тятя назвал мне имя человека в Вирджинии, который тебя продал, но там после войны ничего не осталось, совсем ничего. Потом я узнал от одного чернокожего проповедника, что тебя продали шотландцу, который жил в долине Шенандоа в Центральной Вирджинии. Я и туда съездил. Нашел его могилу, но…

Его могилу. В памяти всплыло лицо Маккалоха.

Сердце подпрыгнуло в горло и застряло там. Маккалох так хотел, чтобы его похоронили в земле родной Шотландии, но не успел уехать, смерть пришла раньше. И дочь не увидел…

– А потом я встретил людей, которые помнили истории о женщине-гичи, как они ее называли, знахарке-африканке, которая была повитухой и еще помогала людям бежать. И понял. Понял, куда идти. Но никогда не думал…

– Не думал, что застанешь меня живой, – продолжила я, осторожно выговаривая слова, потому что горло у меня сжималось. Я смотрела на преподобного и слышала голос Джеймса, видела его лоб и глаза, его телосложение, свой нос и губы матери. И глаза моего отца. И звали его, как моего сына, Илаем. Может, я и жива-то именно поэтому.

– Тятя велел мне… сказать… что он никогда тебя не забывал. Что твое лицо всегда было первым, что он вспоминал, просыпаясь, и… – Голос Илая дрогнул. – И последним, которое видел, умирая.

На той неделе у нас дома был праздник. Пришли все, кто жил в Итонстопе и за его пределами. А в воскресенье Илай читал проповедь в баптистской церкви Бенджамина, и я сидела на передней скамье. Вот некоторые, верно, удивлялись-то, как на меня церковный потолок не обрушился! А вечером, когда солнце уже садилось, а веселье продолжалось, я доковыляла до заднего крыльца и уселась в кресло-качалку подальше от шума и музыки. Мой правнук Илай всю дорогу держал меня за локоть и задавал вопросы, а потом поставил кресло поудобнее.

– А что случилось с отцом тети Трехцветки? Ты так и не сказала.

Да, не сказала. Это тяжело. Каждый раз, видя свою девочку, я вижу его. И вспоминаю, что он сделал. И знаю, ему так и не довелось добраться до своей Шотландии.

– Прости, мама Грейс, – преподобный Холланд преподнес мне эти слова, словно драгоценные камни. – Я утомил тебя своим приставанием. Отдыхай.

Я покачала головой.

– Нет, мальчик, я не устала. И расскажу тебе всё, что ты хочешь знать.

Он улыбнулся, и сердце у меня снова екнуло. Джеймс.

– Правда? Все эти истории, что про тебя рассказывают… про Африку, и пиратов, и… прочее. Всё правда?

– Может быть. А может, и нет, я ведь не знаю, чего там обо мне болтают. Есть только одна история, которую я знаю. Моя жизнь.

Мы с правнуком сидели на крыльце, а за дом опускалось солнце, и взойти ему предстояло на другом конце света, в том месте, где я родилась, где я прошла через дверь, откуда нет возврата, имея при себе только две вещи: свою жизнь и свое имя.

Благодарности

Семена для «Десяти жизней Мариам» посеяли еще в детстве мои бабушки, которые рассказывали в основном (но не исключительно) о своих бабушках и дедушках и о временах, в которых они жили, захватывающе интересных временах. Истории эти по повествовательной силе были сравнимы с лучшими преданиями и таинственными сказками на ночь. Лишь много позже я поняла, что рассказывали они о реальных людях.

Я фанат генеалогии, то бишь семейной истории. Но когда тщательно изучишь бумаги, микрофиши, оцифрованные и бумажные книги, приходится возвращаться к привычному «сказочному» зачину «однажды давным-давно». Я многим обязана рассказчикам по обе стороны моей семьи, но особенно прабабушке со стороны отца Джесси Хайварден Гарднер и двоюродной бабушке со стороны матери неукротимой Эмми Монтгомери Рид. Без их историй, как устных, так и записанных, я бы не осмелилась излить на бумаге все узнанное.

Благодарю также «Четверговую команду» – добровольцев, которые терпеливо и мастерски помогают желающим раскопать свои корни в Центре семейной истории библиотеки Джона Паркера при Национальном центре освобождения по Подземной железной дороге, расположенном в Цинциннати, штат Огайо. Мои коллеги Сью Мене, доктор Джон Брайант и Дэн Дейли были ангельски терпеливы, выказывали неиссякаемый энтузиазм, предлагали мудрые советы. Я не всегда им следовала, но надеюсь, меня простят за проявленную вольность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза