Передающие сообщения обручья, которые использовали при мне императоры, - все это игрушки, ерунда. Тут были приблуды для передачи на расстояние не только голоса, но и картинки, подслушивающие, запоминающие и следящие устройства, выглядевшие в точности как насекомые или птицы (мушки-поглядушки – это здешняя была работа), светильники, горящие солнечным светом, и чего только не было еще. Многие приблуды делались для тех же целей, что осколковские или серпентиновые – но насколько они отличались, насколько были проще и в то же время точнее.
И сам уклад в Жемчужной горе разительно отличался от того, к чему я привыкла в Осколково и что слышала о Серпентиновой долине. Если в Осколково царили шум, гам и беспорядок, то здесь – тишина и безупречная чистота. Нигде не пылинки, все прибрано, все на своих местах. В Осколково и Серпентиновой долине множество артелей занимались множеством приблуд, кто во что горазд – здесь же все подчинялось одному человеку и одной цели.
Только теперь я осознала наконец, чем были приблуды для Камичиро и насколько он опережал осколковских и серпентиновых: не то что на несколько шагов, а так, что едва-едва видать. И поняла, почему он хранил все это в такой строгой тайне: узнай его соперники, что им грозит, они тут же направили бы все силы на то, чтобы что-то испортить, что-то украсть – ну вот как мы, - лишь бы помешать императору осуществить задуманное. Пока же они считали его безобидным, смешным – как прежнего императора, который попустительствовал изготовлению дешевых поделок – он мог втайне от всех набирать достаточно сил для того, чтобы выступить в полную мощь, когда придет время. Я поняла и то, почему он считал изготовление приблуд таким важным. Продавать купцам путеводные клубки – это крошечки. С помощью того, что я здесь увидела, можно было держать в кулаке весь мир, и безо всякого шлема. Достаточно одних только мушек-поглядушек: запусти в покои врага, узнай все его тайны и крути им, как вздумается.
Конечно, пока у них не все работало так, как надо, почему Камичиро и таился. Но со временем… со временем…
Да. Придет время – и он завоюет весь белый свет.
Походив по разным покоям, мы вернулись в первую комнату – ту, в которую вышли из подземного хода. Камичиро разрешил мне погулять-поглазеть, а сам подошел к одной из девок. Склонился над ее столом, и они заговорили на чиньяньском – она показывала ему что-то там из своей работы и тараторила, а он ей время от времени коротко отвечал.
Я принялась обходить столы один за другим, рассматривая приблудное барахло. Явор с ребятами показывали мне рисунки шлема – и целиком, и в разобранном виде, заставили запомнить, как выглядит каждая, самая мелкая часть, так, чтобы я сразу ее узнала. Мне не обязательно было красть шлем целиком – все понимали, как это трудно. Но меня научили, как испортить главные части так, чтобы все вместе уже не работало.
В прежних помещениях ничего похожего я не увидела, но это было самое большое, и здесь над разными приблудами шла работа – может быть, здесь найду?..
Император засмеялся над чем-то, что сказала девица, и во мне вспыхнули обида и ревность: мне он улыбался-то едва-едва. Я заставила себя сосредоточиться и пошла по второму кругу, тщательно осматривая один стол за другим, одну вещь за другой, невольно задерживая на некоторых внимание, настолько они были чудны́е и вообще не пойми для чего нужные.
- Не трудись, его тут нет, - сказал Камичиро.
Он произнес это настолько между делом, что я, поглощенная поисками, даже не поняла сразу, что он перешел на чужедольний и обращался ко мне.
Но тут же до меня дошло – и я застыла. Спокойно, Малинка, одернула я себя, и откликнулась ему в тон:
- Чего нет?
- Шлема, разумеется. Того самого, за которым ты явилась в Чиньянь.
Ну, все.
Я медленно обернулась. Император взирал на меня с небесной безмятежностью.
Что, по его мнению, я должна была сказать?..
- Я же говорил: от меня не укроется ничего из происходящего во дворце, – заметил Камичиро, присев на край стола. – Правда, что ли, меня провести решила?
Я по-прежнему безмолвствовала.
- Не разочаровывай меня, прошу, – сказал император. — Ну же, поведай, как сильно ты меня любишь. Поклянись, что это чудовищная ошибка и что ты знать не знаешь ни про какой шлем, а про Осколково слыхом не слыхивала.
Он держался непринужденнее некуда, но мне почудилось глубоко скрытое напряжение. Неужели ему и впрямь…
- Может, и поведаю, - сказала я.
- А с чудищем сбежать собиралась тоже от сильной ко мне любви? – осведомился Камичиро.
Нет. Нет-нет-нет-нет-нет….
- С каким ещё чудищем? – непослушными губами прошептала я.
- С проклятым. С укушенным демоном. К которому ты, что ни ночь, шастала в запретную рощу.
Я помертвела. Айю…
- Что ты с ним сделал?!
Камичиро не отвечал.
- Что ты с ним сделал, чудовище?!
Только бы он не поймал его, только бы не…
- Что ты сделал? Убил его? Ты, душегуб!
- Скажем так, – произнес император. – Его больше нет. Ты никогда его больше не увидишь.
Нет. Нет. Не может быть. Айю… Слезы потекли по моему лицу.