Десятая невеста

   Второе. Убедите мужика, что он на свете самый что ни на есть восхитительный. Только тут надо подход подобрать. Некоторым достаточно прямо в лоб: ох, вы такой умный, такой храбрый, такой весь из себя распрекрасный – и он сияет, довольный, жмурится, как кот, сметаны наевшись. Ваш с потрохами. Только вели – луну с неба украдет.

   Но если попадется подобный Камичиро хитромордия, тут следует осторожненько. Заходите издалека, обходными путями. Не «ой, какой вы умелый и ловкий», а «ах, я сама бы не справилась». Дурой прикидываться тоже не всегда сработает. Много чести, умным быть рядом с дурой. А вот если вы в чем-то разбираетесь, а он в этом понимает ещё лучше, чем вы – вот тогда он молодец, тогда герой. На фоне дерюги блистать нехитрая штука. А вот ты пойди на фоне парчи поблещи. Если вы – парча, тогда он – истинный самоцвет, а не пустяковая блестяшка. Такое кому не польстит.

   Третье: мужик должен думать, что вы в него влюблены без памяти. Но тут, опять же, не повторяйте моей ошибки. Камичиро не купился, когда я ему в лоб это выдала – и верно, с какой стати. Кроме того, не забывайте, что вы цветок, а не дубина. Не лишайте мужика возможности сделать первый шаг. У меня просто времени не было, я себе жизнь спасала (у вас до этого, надеюсь не дойдет), и пришлось исправляться потом. А когда время есть – пусть сам поймет и сделает выводы. Мужики тупые бывают, вот таким – да, надо напрямки говорить. Но и то, мягонько. Иначе спугнуть можно. А если попадется, зараза, недоверчивый, вот как чиньяньский император, тут надо виться ужом. Тут смутилась, там покраснела, здесь обмолвилась невзначай – и опять в краску: ах, стыдно-то как, не удержалась! Можно устроить так, чтобы он ваши слова как бы случайно подслушал, а вы будто бы не хотите, чтобы он о них знал – и вот тут-то можно развернуться на полную катушку: мечтаю, мол, о нем, ночей не сплю – и все такое. Но тоже – не переусердствуйте. Он должен поверить, будто вы о нем страдаете. А вы уж сами глядите, как лучше. Смотря какой мужик.

   Все это выматывало меня до бесконечности: каждый раз после встреч с императором я возвращалась, как огород перекопав. И не в том дело, что мне с ним было плохо. Как раз наоборот. Может, и есть такие девки, которые могут все это проделывать хладнокровно, а я не могла. Слушала его – и становилось интересно, и расспрашивала уже не потому, что так было нужно, а потому, что сама хотела знать. Он любил помолчать, и быть в тишине рядом с ним мне уже не было неловко. Мы часами могли бродить по садам, цветникам, по горбатым мостикам меж прудов, в которых плавали золотые рыбы – и, спохватившись, я ловила себя на том, что мне приятны эти прогулки. Мне нравится медленно бродить и молчать, и мне хорошо оттого, что рядом молча идет Камичиро.

   Все это раздирало мою душу на части. Я неустанно напоминала себе: он душегуб, людоед, похититель девок, он хочет завоевать весь мир, он шлем наш украл! Но держать это в уме было с каждым днем все сложнее. Все большего труда мне стоило держать себя в руках и помнить, зачем я здесь. Все больших усилий – удержаться и не начать болтать о чем хочется, когда я должна была направлять разговор в нужную сторону. С горечью я вынуждена была признаться себе, что не нахожу в себе сил ненавидеть императора. Все, на что меня хватало – это помнить о цели и двигаться нужным путем.

   Только Айю меня спасал, только рядом с ним я отдыхала. Я навещала его почти каждую ночь, из-за усталости пренебрегая мерами предосторожности: лишь бы добраться до него, лишь бы хоть на часок ощутить мир в душе. Стоило мне его увидеть – и я мгновенно успокаивалась. На то, чтобы болтать, сил моих уже не хватало. Я только просила его: «Посиди со мной». Мы устраивались на бережку, закутавшись в одеялки, и смотрели на воду. Айю беспокоился: говорил, что я изменилась, спрашивал, не заболела ли. Я повторяла, что ничего такого – просто устала. Пыталась шутить – мол, быть наложницей нелегкое дело, а Айю растерянно улыбался в ответ, будто не зная, что на это ответить.

***

Верная своим намерениям, я, несмотря на смятение в душе, в общении с императором не совершила ни одного необдуманного шага. Достаточно уже обожглась из-за своей придури: теперь я продвигалась вперед осторожно, тщательно продумывая каждое слово. Камичиро ни в коем случае не должен был заподозрить, что я пытаюсь обмануть его, и я делала все, чтобы предстать перед ним влюбленной, преданной, верной – но так, будто не хочу, чтобы он это знал.

   Он часто пропадал. Бывали дни, когда я вовсе его не видела, и у меня были основания подозревать, будто он время от времени уходит и по ночам. Однажды во время прогулки я спросила нарочито небрежным тоном, будто ревную, но хочу это скрыть:

   - Вы стали навещать невесту Ферфетту, государь?

   На деле меня интересовало, вернулся ли он к занятиям приблудами. Я готова была руку дать на отсечение, что да. Но заговаривать об этом самой ни в коем случае не следовало.

   - Нет. А тебе что за дело?