Десятая жертва

Черная непроницаемая ночь нависла над Колизеем. Мрак пронизывали только редкие лучи рогатой луны, приближавшейся к полнолунию, которые проникали сквозь облака. Из древних камней сочилась тишина, и ощущение неминуемой смерти окутывало арену, которое будто поднималось от песка, давным-давно пропитанного кровью гладиаторов. Из сводчатого прохода вышел Поллетти. Его лицо было суровым. Следом шел Джино. - Ну? - спросил Поллетти. - Все ясно, - ответил Джино. - Она - твой охотник. В этом нет сомнений. - Разумеется. Я убедился в этом, когда она шла за мной к морю. Убийство перед телевизионными камерами!.. Какая реклама! Очень по-американски. - Я слышал, что так поступают теперь и в Милане, -- заметил Джино. И, конечно, немецкие охотники, особенно в Руре... - Знаешь, что она сказала мне сегодня? - спросил Поллетти. - Она сказала, что любит меня. А сама все время думала о моем убийстве. - Женское вероломство общеизвестно, - сказал Джино. - А что ты сказал ей? - Я ответил, что тоже люблю ее, - ответил Поллетти. [284] - А ты случайно не любишь ее на самом деле? Поллетти задумался. - Тебе это может показаться странным, но она действительно очень мила. Хорошо воспитанная девушка, очень застенчивая. - Она убила девять человек, - напомнил ему Джино. - Стоит ли винить ее в этом? Такие нынче времена. - Может быть, ты и прав, - согласился Джино. - Но что ты собираешься предпринять, Мар-челло? - Попробую осуществить контрубийство, в точности, как запланировал, ответил Поллетти. - Интересно, удалось ли Витторио организовать рекламу? - У него было очень мало времени, - покачал головой Джино. - Ничего не поделаешь. Думаю, он сумеет отыскать одного-двух спонсоров. - Да, ему, наверное, что-то все-таки удастся сделать, - согласился Джино. - Но послушай, Марчелло, а вдруг она догадается, что тебе все известно? Ее поддерживает крупная организация, богатая и могущественная... Может быть, стоит убить ее при первой возможности и не рисковать? Поллетти достал из кармана пиджака револьвер, проверил патроны и сунул обратно. - Не беспокойся, - сказал он. - Завтра в девять утра она придет ко мне для репетиции. Как ты думаешь, она подозревает меня? - Не знаю, - пожал плечами Джино. - Мне [285] известно лишь одно: женское вероломство безмерно. - Ты уже говорил это. Но мужское вероломство ничуть не уступает женскому. Все будет именно так, как я запланировал. Очень жаль, что она такая милая. - Женская прелесть, - заявил Джино, - как раз скрывает за собой вероломство. - Пожалуй, - кивнул Поллетти. - Как бы то ни было, я возвращусь. Мне нужно выспаться. А ты позаботься, чтобы Витторио ничего не напутал с подготовкой. - Ладно, - ответил Джино. - Спокойной ночи, Марчелло, - и желаю удачи. - Спокойной ночи, - ответил Марчелло. Они расстались. Марчелло сел в машину и поехал обратно на пляж, а Джино направился к ближайшему ночному кафе. Наконец Колизей опустел. Луна скрылась за облаками, стало совсем темно. Спустился белый туман, и на песчаной арене, казалось, появились призрачные тени, души погибших гладиаторов. Над пустыми трибунами носился ветер. В его порывах слышались приглушенные голоса: "Убей его!" Наконец сквозь неясный мрак на востоке стал проступать утренний свет. Начался новый неведомый день.

ГЛАВА 17

Марчелло крепко спал в сборном домике. Он не услышал, как дверь медленно, с тихим скрипом, приоткрылась. Не увидел он и длинный, [286] странной формы ствол, просунувшийся в приоткрытую щель и направленный ему в лицо. Послышалось шипение, из дула вырвалась едва видимая струя газа - и сон Поллетти стал еще глубже. Прошло несколько секунд, и в домик вошла Кэролайн. Она коснулась плеча Поллетти, потом потрясла его. Поллетти продолжал спать. Кэролайн подошла к открытой двери и сделала кому-то знак, после чего вернулась к кровати и села рядом со спящим. Вдруг домик начал раскачиваться, словно утратил под собой опору и повис в воздухе. Он резко наклонился в сторону, и Кэролайн пришлось придержать Поллетти, чтобы тот не упал на пол. Через несколько секунд тряска прекратилась. Поллетти продолжал спать. Кэролайн приоткрыла дверь и выглянула. Мимо проносились улицы Рима. Она бы удивилась, если бы не знала, что домик, вместе с ней и Поллетти, стоит в кузове грузовика, который Мартин ведет к Колизею. Часы показывали восемь часов сорок шесть минут.