Десятник особой сотни

Рогатый месяц в туманном мареве подсвечивал пространство у костров, угли которых малиновым отсветом вот-вот готовы были произвести последний издох, выпуская в небо след дымков. На расстеленных кошмах, виднелись очертания спящих людей. Удар ножом в сердце крайнего лежавшего у вытоптанной травяной кромки. Левой рукой прикрыл ему рот на всякий случай, вдавив локоть в грудину. Удачно вышло, не дал дернуться. Следующий степняк успел всхлипнуть, расширившимися глазами вперившись в неизвестного врага. Переполз через покойника к следующему. Удар. Менее удачно, на последнем издохе, противник засучил ногами. Сделал правку. Следующий. Следующим был подросток. Все едино враг приходивший на его родину. Старый воин успел проснуться, видно возраст давал о себе знать, но тут же умер, упокоенный клинком ножа в висок. Отдышался. Прислушался к сопению спящих. Кто-то во сне пытался разговаривать. Лунатик, что ли? Зачистил всех у этого кострища. Отчетливо различил посторонний для степного ветерка, ни с чем иным не сравнимый, но привычный запах. Стойко запахло кровью, от такого запаха дуреешь. Перебравшись через трупы, ощущая на руках и груди липкую влагу, лег в траве. Вытирал ладони и рукоять ножа о зелень, земляной пылью припудрил, чтоб не скользило, не подвело.

Тишина. Для него она ощущалась звеневшей пустотой в душе. Продышался, собрал в кулак замутненное кровью сознание, ползком подобрался к следующему кострищу. Работал опустошив голову от посторонних мыслей, ползая змеей меж людей и жаля, смертельно жаля, ощущая себя мясником на бойне. Нервы натянутой до предела струной сдали у четвертого, последнего кострища. Толи степняк проснулся раньше чем он его упокоил, толи запах крови разбудил рецепторы в мозгу, а может и страх придал силы в предсмертный час. Сбил в сторону ладонь Лихого, прикрывавшую рот, и ну верещать, действительно, резанной свиньей. Но это уже было не столь существенно. Вскочивших на ноги степняков осталось лишь шестеро, да и те спросонья не сразу разобрались в чем дело и где враг. Были еще охранники живого товара, но тем еще осознать случившееся нужно, да прибежать на помощь.

Он тоже пружиной разогнулся к ближайшему к нему половцу. Удар наотмашь острым ножом по горлу, откинутое вбок тело, нырок под поднятую с кривым клинком руку. Укол. Перехват меча и пошла теперь уже обычная рубка. Для степняков перешедшая в мясорубку. Вот и щит на его руке, увел ним в сторону прилетевшую стрелу. Закрылся от следующей, и маневрируя, уворачиваясь, метнулся к охранявшим полон.

Гвалт, крики, женский визг, возгласы страха и детский плачь, в одночасье нарушили ночную тишину степи. Рядом, в сантиметре от плеча, со свистом проскочила короткая изогнутая сабля, снова удар, принятый на голомень. Отвод в сторону чужого клинка и чирк по гортани. Стон, а за ним и клекот захлебыванья кровью. Все! Это последний.

Отдышался.

– Да замолчите же вы! – Наорал на полон жавшийся к телегам и вопящий не хуже животины на скотобойне. – Свои! Свобода вам выпала, сейчас веревки обрежу.

Освобожденные славяне, среди которых было много молодых мужчин, хотели в ночь уйти из степи на свой берег. А сам Лиходеев пожег в этой скотобойне слишком много нервов. Крови напился через край. Теперь откат кинул его в апатичное состояние. Лежал на траве, лениво наблюдал, как народ оприходует все ценное у покойников.

Высказанное ним пожелание, «Делайте что хотите!», было воспринято полной мерой. Выехали с первым лучом солнца.

Отдохнувшие лошаденки без устали шли, раздвигая грудью высокие ковыли. До реки оставалось проскочить еще версты полторы, когда зоркие глаза молодого Кондрата выловили в степи силуэты всадников двигавшихся вдали наперерез славянской колонне.

– Кочевники, Лихой!

– Вижу. Наддай! – уже не прячась, не таясь, он принялся понукать и без того идущего быстрым темпом мелковатого для его роста коня. – Гик-гик-гик! Эгей прибавь скорость!

Протяжный свист подбодрил шедших галопом лошадей.

Пригнувшись к гривам, русичи, что парни, что девки, наяривая пятками бока лошаденок. Телеги с детьми грохоча на невидимых ухабах, неслись раскачиваясь из стороны в сторону. Детвора, вдруг осознавшая возможность новой беды, погрузилась в рев.

– Наддай! Швыдче! – Орал Лиходеев, понимая, что половцы в свою очередь тоже прибавили скорость скачки, и пытаются нагнать беглецов.

Бешеная скачка, хлопья пены, падающие с лошадиных морд, мокрые крупы животных. Лошадей не жалели, сжигали им легкие. И это только для того, чтоб успеть пересечь полосу реки, выскочить на кручи русского берега. Как не странно, погоня отстала, но кочевники с упорством гнали добычу, может в надежде изловить ее на чужой территории. А кто им может помешать?

С разгону перешли реку по броду. Обе телеги как две доски проскользили по воде, застряв колесами в сухом песке. Прошелестели первые стрелы из степи.

– Хватай малых! – Повышая голос, распорядился Егор.

Все, кто ехал впереди уже не могли вернуться, но задние выхватывали с телег по двое-трое детей. Может и помнут слегка, да хоть свободными останутся.