– Мне кажется, эти сведения исходят оттуда же, откуда ты получаешь ответы или вдохновение, когда обдумываешь какую-то идею. Почему ты получаешь ответы, когда работаешь над проблемой? Я размышляю над ситуацией, и время от времени ко мне приходят ответы. Думаю, нет существенной разницы в том, как любой из нас работает с какой-то идеей. Но мои идеи свойственны исключительно разуму ведьмы, и к тому же имеют отношение к событиям в потоке времени. Полагаю, это происходит примерно так же, как ты вдруг узнал правду о том, что сделал Лотейн. Как это пришло тебе на ум? Полагаю, такое же происходит и в моей голове.
Знай я, где находится эта книга, «Тайна могущества боевого чародея», или будь у меня хоть малейшее представление, как найти ее, я без колебаний рассказала бы об этом тебе.
Ричард тяжело вздохнул и встал.
– Знаю, Шота. Спасибо тебе за все, что ты сделала. Я попытаюсь понять, как то, что ты рассказала, может помочь мне.
Шота ухватила его за плечо.
– Я должна идти. Мне необходимо найти ту ведьму. По крайней мере теперь, благодаря Никки, я знаю ее имя.
Неожиданная мысль пришла ему в голову.
– Интересно, почему у нее такое имя – «Сикс»?
Лицо Шоты помрачнело.
– Это уничижительное имя. Ведьма видит массу событий в потоке времени, особенно связанных с теми дочерями, которых она могла произвести на свет. Седьмой ребенок у ведьмы всегда особенный. Назвать же ребенка именем Сикс, означающим «шестая», – все равно что назвать неудачницей или далекой от совершенства. Это открытое оскорбление, с самого детства, указание на то, что ведьма предугадала характер дочери. Как бы официальное заявление, что ее дочь имеет изъян. Возможно, называя ее таким именем – Сикс, – мать обеспечила себе смерть от рук собственной дочери.
– Но зачем мать так открыто объявила о подобном факте? Почему бы не дать дочери какое-то другое имя и тем самым избежать возможности своего собственного убийства?
Шота разглядывала его с печальной улыбкой.
– Потому что некоторые ведьмы верят в правду, что правда помогает людям избежать опасности. Для таких ложь оказывается той самой почкой, из которой вырастет еще большее несчастье. Для нас правда – единственная надежда на будущее. А будущее для нас – это жизнь.
– Ну, похоже, ей дано имя, очень подходящее к тем напастям, что она вызывает.
Улыбка Шоты, хотя и раньше была печальной, теперь исчезла совсем. Нахмуренные брови сделали взгляд более мрачным. Она предупреждающе подняла палец.
– Подобная ведьма способна запросто скрыть свое имя. Эта же, наоборот, явила его, как змея обнажает клыки. Позаботься обо всем остальном, а ее оставь мне. Эта ведьма чрезвычайно опасна.
Ричард слегка улыбнулся.
– Как ты?
На этот раз Шота не дала ответной улыбки.
– Как я.
Ричард стоял около фонтана один, наблюдая, как Шота поднималась по ступеням. Никки, Кара, Зедд, Натан, Энн и Джебра стояли тесной группой, негромко беседуя между собой. Они не обратили никакого внимания на Шоту, проплывшую мимо них, словно бесплотный призрак.
Ричард последовал за ней. Открыв дверь и вырисовываясь на фоне заката, она повернулась назад и застыла, еще более напоминая призрак.
– Еще одно, Ричард. – Шота несколько секунд изучала его глаза. – Когда ты был еще маленький, твоя мать погибла в огне.
Ричард кивнул.
– Да, это так. Какой-то человек затеял ссору с Джорджем Сайфером – с тем, кто вырастил меня и кого я в то время считал своим отцом. Человек, затеявший ссору с моим отцом, опрокинул лампу на столе, отчего в доме начался пожар. Мы с братом спали в задней комнате. Пока тот человек вытащил моего отца во двор, продолжая драку, к нам вбежала мать и вытащила меня и брата из горящего дома.
Ричард сглотнул, ему по-прежнему было больно вспоминать об этом. Он вспомнил ее короткую улыбку от облегчения, что они спасены, и тот последний, короткий поцелуй в лоб.
– Уверившись, что мы все спасены, мать снова побежала в дом, чтобы спасти что-то еще… Мы так и не узнали, что именно. Ее крики привели того человека в чувство, и он вместе с моим отцом пытался спасти ее, но не удалось – было слишком поздно. Страшный жар пламени не давал им подступиться, и они не смогли помочь ей. С чувством вины и отвращения за то, чему он стал причиной, тот человек сбежал, охваченный печалью и сожалением.
Это была ужасная трагедия, особенно потому, что никого в доме не оставалось, как и не было ничего ценного, что стоило спасать ценой жизни. Моя мать умерла ни за что.
Шота, все еще вырисовываясь силуэтом в дверном проеме, пристально разглядывала его, казалось, уже целую вечность. Ричард молча ждал. В ее позе и миндалевидных глазах присутствовало нечто тревожащее. Наконец она заговорила негромким мягким голосом.
– В том огне погибла не только твоя мать.
Ричард ощутил мурашки и на руках и ногах. Все, что он познал почти за целую жизнь, казалось, в одно мгновение испарилось от этих слов, как от удара молнии.
– О чем ты говоришь? Что ты хочешь этим сказать?
Шота лишь печально покачала головой.
– Клянусь всей моей жизнью, Ричард, больше я ничего не знаю.