Я не поверила ему, хотя, часто размышляя над его словами, не могла не признать, что, может быть, он и прав. Я ведь бывала в мирах, где вполне возможна долгая и спокойная жизнь. Это, как правило, происходит там, где уклад жизни прост, влияние современных технологий минимально и отсутствуют средства массовой информации, кроме соседских сплетен и королевских гонцов. Наверно, он был прав, потому что неприятностей не было. Они не случались, словно зло было полностью изничтожено на этой планете. А, может, так и было? Я почти поверила в это. Я успокоилась и продолжала наслаждаться жизнью вдали от шума и суеты.
Но со временем что-то менялось. Меня начало удивлять то, что мне не надоедает такая жизнь, что я до сих пор не завела знакомства в городе, что я не скучаю по друзьям и близким. И Джулиан был так неизменно хорош и мил, так романтичен и очарователен, прямо ангел. И наши отношения, которые так и застыли на стадии ухаживаний. Именно это и что-то ещё всё чаще поднималось из глубины моего сознания к его безмятежной сонной глади, готовясь вдруг выскочить на белый свет и распахнуть передо мной зубастую пасть.
И вот однажды утром, проснувшись в своей широкой постели, я откинула покрывало, встала, и босиком подошла к окну. Потягиваясь и улыбаясь наступившему утру, я зевнула, да так и застыла с поднятыми руками и открытым ртом, ошалело глядя вниз, где по золотой полоске пляжа прогуливались белые медведи. Это были самые настоящие умки, два огромных самца и мамаша с тремя медвежатами. Они не торопясь фланировали по песку, как по снегу, не замечая друг друга.
Самое смешное, что сначала меня поразило вовсе не наличие на испанском пляже полярных медведей, а именно то, что самка с медвежатами так бесстрашно бродит поблизости от двух матёрых самцов, которые запросто могли бы убить детенышей. Мне об этом говорил…
Я медленно опустила руки и села на подоконник. Мой взгляд осторожно скользил по морской глади к огромному паруснику, на борту которого было видно название «Ингерманланд», а перед глазами поблескивал золотой крестик на смуглой груди Джулиана, в ушах звучал облегчённый шёпот: «Слава Богу, ты очнулась…»
Слава Богу… Мне нужно было дождаться белых медведей, чтоб, наконец, понять всю абсурдность происходящего. Ещё немного и можно было бы сачком ловить летающих свиней.
Наконец, до меня дошло, что я сижу, открыв рот, и таращусь на флагманский корабль Петра Великого, затонувший ещё в 1735 году. А под стенами дворца Альгамбры, каким-то образом перемещённого на берег моря из гор Гранады, по пляжу бродят белые медведи. И происходит всё это где-то в Британии в первой половине 12 века.
В том, что это Альгамбра, я уже не сомневалась. Мне было двадцать лет, когда я, прочитав книгу Вашингтона Ирвинга, поехала в Гранаду и осталась там на целый месяц, чтоб просто бродить по сумеречным залам, изысканным дворикам, блистательным садам, часами рассматривая каменную резьбу стен и сводов, любуясь кружевными сталактитами и решётками, и напитываясь томной романтикой мавританской старины. Альгамбра… Мне не нужно было снова выходить из спальни, чтоб понять, что за её порогом меня ждут Львиный дворик, зал Абенсеррахов и башня Камарес. Я знала дворец вдоль и поперёк, и воспроизвести его в памяти было не так уж сложно.
Модель «Ингерманланда» мы строили в школе с одноклассниками, предварительно создав её в виртуальном виде на экране компьютера, а, построив, запустили в пруд и сняли на видеокамеру, после чего обработали запись, добавив волн и огня из всех 64 орудий.
А медведи… Да, медведи были в Альгамбре. Вернее, о них мне рассказывал, русоволосый норвежец двадцати пяти лет со странным именем Мортен. У него было скуластое лицо, небольшие, но очень красивые голубые глаза под длинными широкими бровями, и солнечная улыбка. К тому же он был прекрасно сложён. Его молочная кожа моментально обгорала на солнце, и потому он тоже предпочитал бродить в тени дворца. Там мы и встретились, и пару недель бродили вместе. Он больше молчал, что меня вполне устраивало, и лишь когда я спрашивала его о работе, в нём просыпалось красноречие. Он был лейтенантом полярной авиации и старшим экоинспектором какой-то заповедной зоны. В его обязанности входило наблюдать за обитающими там белыми медведями и изредка спасать от них непутёвых туристов, искавших экстрима за полярным кругом. В медведей он был влюблён чистой мальчишеской любовью и мог рассказывать о них часами. Потом его отпуск закончился, и он умчался к своим снегам и возлюбленным медведям. Я с усилием отогнала от себя щемящее воспоминание о том, как он стоял Зале Двух сестёр, сжав в ладонях мои руки и печально и пристально смотрел мне в глаза, словно пытался на века запечатлеть в сердце мой светлый образ. Наверно, я всё-таки потеснила в его сердце медведей, но я была больна космосом и печалью по своему пропавшему в этом самом космосе жениху. Он улетел, и бог с ним.