Десятый демон

Мне снилась любовь… Не помню что это был за сон, и что в нём происходило, но я отчетливо запомнила своё разочарование, когда поняла, что мне это лишь снится, и я просыпаюсь. Мне было так хорошо, нежность и нега окутывали моё тело, блаженство переполняло мою душу. Это счастье, владевшее моей душой, было таким знакомым и таким далёким, почти забытым. Потому что когда любовь уходит, уже ничто не может вызвать это ощущение, только другая любовь. Солнечный свет, голубые волны, зелень садов, яркие краски цветов, и ароматы, оставшиеся где-то в самых глубинах памяти. И мелодия, от которой расслабляется и тает душа. Я не помнила, кого я любила во сне, но само ощущение любви осталось со мной после ускользнувшего образа возлюбленного. И было так страшно, что и это ощущение исчезнет вслед за образом. И я снова останусь одна.

Золотистый свет согревал мои глаза. Подушка, на которой лежала моя голова, медленно приподнялась, и губ коснулся прохладный край стакана. Я почувствовала вкус вина, густого и сладкого. Я проглотила его, и тепло прокатилось по моему телу. Я облизнула губы и с удивлением обнаружила, что они сухие и потрескавшиеся. Веки были тяжёлые, и с трудом подняв их, я в первый момент ничего не увидела от яркого света. Но потом в этом свете проступили черты лица, усталые глаза, тревожно сдвинутые брови, сжатые губы.

— Слава Богу, ты очнулась, — шепнули они, и моя подушка опустилась на место.

Я лежала на широкой постели под высоким лёгким балдахином в красивой комнате. Солнечный свет лился в большое окно. Это был настоящий солнечный свет. Я, повидав сотни чужих звёзд, не спутаю его ни с каким другим. Зелёные ветви апельсинового дерева тянулись прямо в комнату и так чудно смотрелись на фоне итальянских фресок, покрывавших стены. На потолке были нарисованы фрукты в плетёных корзинах в обрамлении цветочных гирлянд.

С потолка я медленно опустила взгляд и увидела его, сидящего на краю постели. Это был он и не он, его лицо было моложе и тревожнее, чем когда-либо, длинные каштановые волосы собраны сзади в свободный хвост, конец которого лежал на плече. На мочке левого уха поблескивало золотое колечко. Он был в белой холщовой блузе с распахнутым на груди воротом, на бронзово загорелой груди тускло поблескивал старинный золотой крестик на кожаном шнурке. Чёрные штаны, высокие кожаные сапоги и вместо пояса вокруг талии обмотан широкий шарф из тонкой пёстрой ткани. Унизанные перстнями пальцы руки сжимают чеканный кубок.

Я снова посмотрела на потолок. Всё ясно: я умерла и попала в рай, вот только что здесь делает этот красивый мальчик, похожий на некоего демона? Может, это его сын или внук? А, может, брат, кажется, умерший от чумы, и за молодостью лет и безгрешностью попавший в рай?

— Ты меня слышишь? — негромко произнёс мальчик. — Ты меня узнаёшь?

Я покачала головой. И не желаю узнавать.

Он положил мне на лоб ладонь, тёплую и нежную, от которой исходило что-то такое, от чего мне сразу стало лучше, и по телу опять прокатилась тёплая волна.

— Только не говори, что я ещё жива, это не рай, а ты — тот самый демон.

Он улыбнулся, так, как не улыбался никогда в этой жизни: едва дрогнули уголки рта, но глаза так и заискрились весельем.

— Жаль тебя разочаровывать. На моё счастье ты жива, это — не рай, а я тот самый. Но лучше зови меня Джулианом, поскольку на Кратегуса я уже не тяну.

Я с трудом подтянула локти и, опершись на них, приподнялась.

— Где я и что происходит?

— Ты в том замке, где и была до этого. И в настоящий момент уже ничего не происходит, — он вздохнул, поставил бокал на резной столик возле кровати, развернулся, и, щурясь от яркого света, взглянул в окно. — Всё обошлось как нельзя лучше.

— Что обошлось? Что вообще произошло? — я с трудом села и увидела далеко за окном голубую гладь моря. Это было тёплое, мерцающее миллионами искр южное море. — Ты уверен, что мы в том же замке?

— Я никуда не переезжал, — пожал плечами он.

— Где Джексоны и Эльвер?

Он снова вздохнул и обернулся ко мне.