Десятый десяток. Проза 2016–2020

То же самое относилось и к его жизни и творчеству в целом. Больше всего он боялся, что уйдет, не закончив очередной работы. Разумеется, он, как и все, сдавал с возрастом, но сдавал медленно и как-то грациозно, и долгое время ничто, кроме цифр в календаре, не предвещало близкой беды. Тем не менее к каждой новой вещи он всегда относился как к последней; стоит поглядеть, например, на названия повестей, которые он печатал в «Знамени» на протяжении десяти лет: «Последнее слово», «Перед сном», «Лишние слезы», «Под занавес», «Тушите свет», «Присядем перед дорогой», «Белый коридор». Этот перечень можно и продолжить. Пока он писал, он неизменно говорил, что, если только успеет закончить, то окончательно «уйдет на пенсию», но после недолгой паузы всякий раз возвращался к столу.

Повесть «Дамир» была такой же очередной последней вещью. Однако именно во время работы над ней его состояние стало ухудшаться резко и, как очень скоро стало понятно, необратимо. Обычный для него страх «не успеть» обострился до предела. Он все же довел повесть до конца и сказал мне в этот день, что счастлив, но было ясно, что на отделку, как правило, занимавшую больше времени, чем само писание, сил у него уже нет. Поначалу публикуемые здесь записи еще были связаны с «Дамиром». Отец писал их на маленьких отдельных листках, карандашом, а, когда не мог писать, диктовал. Поскольку условия работы исключали редактуру, она приняла форму постоянного возвращения к одним и тем же мыслям и соображениям, которые снова и снова повторялись в чуть отличающихся друг от друга версиях. Постепенно эти заметки превращались из фрагментов повести в самостоятельное и посмертное произведение. Название «Вдогонку за последней строкой» было выбрано самим автором, но отбор и композиция записей принадлежат публикатору.

Жизнь без пера в руке всегда казалась отцу бессмысленным мучением. Он неизменно мечтал завершить свой труд и поставить точку, не уступив этого права болезням и слабости. Он боролся за это право до последнего дня.

1

Если бы только выпустить в мир два недостучавшихся слова. А больше мне ничего не нужно. Только испытать счастливую дрожь необходимого освобождения.

Теперь мне кажется, я получил отсрочку, несколько лучезарных мгновений. Эта наивная иллюзия, что я своим усталым пером могу подарить себе миг свободы, мне так спасительно необходима.

Поверьте, что нет у меня сейчас решительно никаких претензий. Только бы вытолкнуть из себя несколько припозднившихся слов.

Если все это уже мною было записано на этих листках, что из того? Ведь я пишу с единственной целью – достичь породнения с листом еще не исписанной, еще свободной бумаги, чтобы на ее неисчерпанном поле возникли бы новые значки.

Естественно, меня угнетают эти повторы и бег на месте, но все же это какое-то ощущение, что я еще не совсем отломился. Это ни с чем не сравнимое счастье чувствовать себя не огрызком, выброшенным за полной ненадобностью в какую-нибудь случайную яму, а быть среди тех, кто нужен живым.