Десятый крестовый

— Да, Хезер. Из Иакова. Из Послания. Это закон, Хезер, поняла ли ты?

— Да…

— Ты ведь не хочешь преступить этот закон, Хезер?

— Нет… Прошу, не надо больше боли, господи, пожалуйста!

— Ибо плоть желает противного духу, а дух противного плоти[43]. Помнишь это?

— Да!

— Веришь ты в это?

— Да!

— Хочешь избавиться от похоти, от греха?

— Да! Прошу вас, да!

— И боли испытывать не хочешь, так ведь?

— Да! Хватит! Пусть они прекратят…

— Хезер! Тебе послано это во имя Христа, чтоб ты не только верила в него, чтоб ты страдала за него!

— Да!

— Ликуй, Хезер! Ибо когда приимем страдания Христовы на себя, да будет тогда слава его во веки веков, да исполнятся сердца наши радостью!

— Да, прошу вас… да!

— Запомни, Хезер! Тебя да возненавидят живущие во имя мое, но тот, кто выстоит до конца, спасен будет! Веришь ли ты в это, Хезер?

— Да!

— Хочешь ли ты этого, Хезер?

— Да!

— Все ли ты сделаешь ради этого, Хезер?

— Да! Да! О господи, да! Хочу этого!..

— Слушай же меня, Хезер, слушай голос мой, все, что я скажу тебе, слушай меня, Хезер…

— Хезер! Вы проснулись, Хезер?

— М-м-м… — донесся стон, словно издалека, будто стенанье мученика. Это ее собственный стон. Она открывает глаза, перед ней в сумерках чье-то лицо. Темные волосы, большие глаза, красивые. Женщина…

— Кто… кто вы?

— Я друг Филипа. Меня зовут Сара Логан. Вы в безопасности. Здесь вас никто не обидит.

Глава 19

Тянувшиеся вдоль узкого тротуара Пи-стрит клены чуть слышно шелестели листвой в ночном ветерке: их сухой шелест отдавался в мозгу каким-то предсмертным шипением, обволакивая точно саван. Филип, считая номера, шагал мимо идущей чуть под уклон вереницы кирпичных домов. При каждом — крохотный палисадник с летниками вокруг эркера, ярко освещаемый фонарем у входа. Дойдя до особняка Тодда, Филип остановился. Дом погружен во тьму. Особняк словно отпрянул от своих соседей-домов, высоких и узких, тесно поставленных друг к дружке. Как бы кичится своей обособленностью. Не держа в мыслях вламываться с парадного входа, Филип шмыгнул в проулок между домами, пригибаясь к земле, чтоб на него не попадал бледно-желтый свет люминесцентных уличных фонарей.

Он искал полуподвальное окно. Третья заповедь Дока: то, чем меньше всего дорожат, доступнее всего. Как правило, проникнуть в подсобные помещения и через окна полуподвалов не стоит особого труда. В Нью-Йорке на чуланы вешают амбарный замок, а вдоль полуподвальных окон рассыпается битое стекло. Что же касается Джорджтауна, здешние жители, должно быть, гораздо беспечней: на полуподвальном окошке, выходящем в проулок, Филип не обнаружил ни решетки, ни какого другого предохранительного устройства. Оглядел проулок, улицу; припал к земле, чтоб разглядеть получше окно. Стекла в копоти, рамы в паутине, никакого провода не видно. Филип легонько стукнул кулаком по нижнему ободку окна. С петель ссыпалась сухая ржавчина, но рама во что-то упиралась, не поддавалась. Либо забита гвоздями изнутри, либо крючок. Филип ударил посильней. Понятно, простой шпингалет сверху. Филип опустился на холодную брусчатку, прицелился ногой и с размаху двинул каблуком в правый верхний угол стекла. Оно хрустнуло и грянуло вниз, слабо звякнув. Филип оглянулся, всматриваясь в прямоугольник уличного света. Пока пусто. Подполз к окну, откинул крупные осколки с прилипшими остатками шпатлевки, осторожно просунул руку через разбитое стекло, нащупывая шпингалет. Нашел, с силой потянул. Тот сначала не поддавался, наконец отъехал. Окно открыто. Вынув из кармана пиджака нож для бумаги, Филип вставил его рукояткой в зазор между окном и подоконником, с силой поддел… Окно с легким скрежетом подалось кверху. Не теряя времени, Филип нырнул внутрь, придерживая раму рукой и проскальзывая между нею и подоконником. Не успев еще полностью проползти в щель, он уже шарил ногами внизу в поисках опоры. Наконец носки уперлись во что-то твердое, Филип поднырнул под раму головой и, оказавшись в подвале, опустил руку, окно закрылось.

Он стоял на полу, слепо озираясь вокруг, выставив вперед руки. Пальцы натолкнулись на какую-то преграду: грубая деревянная поверхность. Какой-то ящик. Обойдя его, Филип двинулся с вытянутыми руками по подвалу, хватая пальцами пустоту. Наткнулся на стену, пошел вдоль нее, дошел до угла. Не считая ящиков у окна, подвал оказался на удивление пуст. То ли дело в его собственном подвальном отсеке в Нью-Йорке — сам черт ногу сломит.

Филип облизнул пересохшие губы. Во рту тоже совершенно пересохло, сердце билось учащенно. Подумалось: наверно, такие, как Док, мрут раньше времени от стресса. Если бы он избрал себе такое ремесло, давным-давно бы уже помер со страху.