Десятый остров. Как я нашла себя, радость жизни и неожиданную любовь

Он поднял деревянное ярмо, вырезанное одним из его кузенов, и надел им на шеи. Прикрепил его к платформе, стоявшей на шести резавших землю металлических дисках. Поднял высоко перед собой палку и зашагал вперед, точно тамбурмажор [1], а быки шли вслед за ним в ногу.

Он дрессировал их, не прибегая к методу кнута и пряника. С самого телячьего возраста выгуливал своих бычков, учил командам «налево», «направо», «стоять», используя палку как визуальную подсказку.

– Эти животные такие умные, не поверишь! И они меня любят. Эти быки любят меня. Если я готов идти – они готовы следовать за мной, – говорил он.

Аманте лизнул его, словно подтверждая сказанное.

Морайш обходил свое поле с палкой в руке. Быки тащили за ним платформу с дисками, взбивая тучи пыли; те оседали, являя глубокие борозды. Солнце сияло как апельсин. Мужчина, животные и вывороченная земля напоминали фреску времен Великой депрессии, прославляющую крестьянский труд прошлого.

Через некоторое время Морайш остановился, подбежал к переносному холодильнику, схватил банку пива, вскрыл ее и запрыгнул на платформу, чтобы завершить вспашку.

Постучал палкой по латунным наконечникам, защищавшим бычьи рога.

– Левантен а кабеса (подними голову), – сказал он им, и они повиновались.

Зазвонил его телефон, и Морайш покатился на платформе по полю, ведя деловой разговор и ловко управляясь с пивной банкой, телефоном и двумя быками. Кто-то проехал мимо на пикапе, и Морайш помахал водителю рукой с зажатым в ней телефоном.

Морайшу с быками потребовалось три часа, чтобы вспахать участок, на который у трактора ушло бы сорок пять минут. Это включая перерыв для того, чтобы дать быкам отдохнуть, пока он сам потягивал ледяное пиво из второй банки.

– Это намного труднее. Это настоящая работа. Но поверь, я со своими быками намного счастливее, чем был бы с трактором, – говорил он мне.

Закончив намеченную на день работу, Морайш спрыгнул с платформы, точно гимнаст, в момент приземления вытянув руки над головой.

– Это моя жизнь! – воскликнул он.

Морайш сказал, что по утрам занимается перевозкой скота ради заработка и очень неплохо этим живет. Он вполне мог бы позволить себе трактор. Но быки – его связь со «старой родиной», которую он покинул подростком: с Азорскими островами, девятью клочками португальской земли, окруженными Атлантическим океаном как минимум на полторы тысячи километров в любую сторону. Поэтому он пахал так, как пахали в его детстве на островах – и, по его словам, по-прежнему пашут сегодня.

Морайш вытащил из перчаточного отделения своего грузовика потертый красный фотоальбом и стал показывать мне фотографии зеленых азорских полей, разделенных изгородями из сиреневых гортензий. Показал волны, разбивающиеся о черный вулканический камень, и свой старинный каменный дом у моря, дом, в который он возвращался каждое лето.

– Воздух там такой чистый, такой славный! Океан прямо под боком. Рыба свежая, лови да ешь, и картошечка настолько хороша – ты не поверишь! Мы сами делаем вино. Надеваем шорты, лезем в бочку и давим грозди. Когда пьешь его молодым, оно сладкое, как сок. Каждый год мы возвращаемся оттуда растолстевшими, – рассказывал Морайш.

Он так любил свой дом на Азорах, что в конце каждого лета, уезжая, просил кого-нибудь другого запереть за ним дверь.

– Я – парень со старой родины. В Штатах я и пяти минут не учился, однако работаю и хорошо зарабатываю. Я люблю свои деньги. Благослови, Господь, Америку, – говорил он. – Но когда я уезжаю оттуда и за мной закрывают дверь, я плачу как младенец. Изо всех сил стараюсь сдержаться, но все равно плачу.

Морайш сказал, что на следующих выходных устраивает вечеринку и, если я хочу увидеть маленький кусочек Азоров, мне следует приехать и взять с собой друзей. Я не смогла бы использовать эту оказию для своей статьи: к тому времени ее бы уже напечатали. Но мне было все равно. Я захотела увидеть этот праздник.

Мой ближайший сосед Дональд, пишущий для газеты статьи об искусстве и культуре, больше интересовался Бродвеем, чем быками. Но в ту субботу я взяла в осаду его и своего бойфренда Даса, высокого, стеснительного дизайнера, увлекавшегося книжками об эволюции форм вешалок-плечиков. Мы вместе вышли из моей маленькой «Тойоты» на ранчо, забитое белыми пикапами-переростками. По дороге тянулся хвост торжественной процессии – волы с украшенной цветами сбруей и ансамбль гитаристов. Морайшу не нужно было ни перекрывать дорогу, ни получать разрешения: все люди примерно на двести миль в округе были друг другу кем-то вроде родственников: типа «невеста моего сына – племянница его брата». Кто стал бы жаловаться?

Рядом с амбаром мужчины азартно болели за участников игры «бычий тяг», которая полностью соответствовала своему названию: два быка тянули веревку в противоположных направлениях. Этакое бычье перетягивание каната.