Десятый сосед

– Утром по пути выкину.

– Сейчас! – Я, кажется, взвизгнула.

Он что, нарочно? Вот эти медленные движения, это непонимание? Кто мне недавно говорил, что все-все-все, никогда не будем ссориться? Кто после того случая в парке обещал, что больше никогда…

Хотя нет.

Ничего он не обещал.

Даже не извинялся.

И сейчас все делает нарочно.

– Боже мой, Яр, ну просто сделай это быстро, тебе что, настолько сложно?

– Не кричи на меня, – спокойно и чуть холодно сказал Яр.

– Ты не понимаешь? Совсем не понимаешь, да? Это важно для меня, а ты просто забыл! Я прошу выбросить, но не должна кричать, а что мне еще делать, если чертова «Эрба» прямо сейчас разрушает мою жизнь! Может быть, самолет сейчас свалится! Или позвонят из больницы, что маме плохо! Или какой-нибудь дефолт, или мой банк лопнет! Что угодно! Что угодно, Яр!

– Ева, ты вообще слышишь себя? Ты же была разумной девушкой еще с утра. Да, ты рассказывала про свои приметы, но сама понимала, что это смешно и глупо. Ты же не можешь всерьез верить, что вот так я съел ложку десерта, и теперь мы все умрем?

– Могу! Так уже было! Но не ты остался нищим, не тебя бросил человек, которого ты любил больше жизни! Ты просто не понимаешь, как мне страшно!

– Может быть, мне тоже надо было составить список продуктов, которые я ел, когда меня предали мои друзья и перестала любить женщина моей жизни? – Яр сощурил злые глаза, скрестил руки на груди. Вот таким я его увидела в тот день, когда он отчитывал меня за ссору с Олегом, и надеялась больше никогда не увидеть. – Я бы тоже устраивал истерики, если бы при мне ели, например, овсянку или чипсы. Или, может быть, перетряхнуть плей-лист? Вдруг дело в музыке? Одежду на всякий случай выкинуть. Точно, дело в ней, а не во мне. Не в том, что я забил на бизнес, друзей и жену!

– То есть ты считаешь, что меня заслуженно уволили? Правильно я поняла? И жених изменил, конечно, потому что я что-то неправильно делала! – Я понимала, что сейчас, своими руками, помогаю примете сбыться, но остановиться уже не могла. – Давай, расскажи мне как краевед, что со мной не так!

– Херней много маешься!

– Значит, ты херня и есть! Тобой я маюсь больше всего! – Я развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью.

На кухне в колонках взревел Nightwish: «Master! Apprentice!», задолбил плотный ритм и визг гитар. Взвился ввысь женский вокал.

Я рухнула на кровать, накрывая голову подушкой. Все равно ведь некому прийти снизу, из моей квартиры, и настучать ему по голове за шум.

Я успела поплакать, успокоиться и поплакать еще раз. Походить по комнате, прислониться ухом к двери, но услышать только музыку. Неизвестно, был ли там еще Ярослав. Выходить, чтобы проверить, мне не хотелось совершенно.

Пыталась что-то читать, лазить по Интернету с телефона. Но тяжелые риффы долбили в мозг, ядовитая обида глодала кожу, а тревога обещала тысячу наказаний за нарушенный запрет.

Когда время стало подползать к полуночи, я сдалась и приоткрыла дверь, собираясь проскользнуть в ванную и по пути разведать обстановку. Может быть, вообще стоит пойти домой?

Яр сидел за кухонным столом с ноутбуком, музыка ревела из переносной колонки прямо ему в ухо, и меня услышать он не мог никак. Но почувствовал – и поднял голову.

Под его взглядом я заперлась в ванной и выдохнула.

Не знаю, что делать, черт. Вины за собой я не чувствовала, но уверена была, что и он тоже, поэтому я просто стояла над льющейся в раковину горячей водой и смотрела в зеркало, прямо в глаза той, другой Еве – нормальной, веселой, здоровой – до тех пор, пока тонкую преграду между тем и этим мирами не заволокло белым туманом.

Тогда я написала на зеркале: «Я тебя люблю, Яр» – и завернула кран. Переоделась в свою пижаму на случай, если придется все-таки спускаться на этаж ниже, отважно вышла… и на кухне никого не было.

Я заглянула в мусорное ведро – пустое, десертов нет. И в холодильнике тоже. И ложка лежала чистая.

Можно ли считать это шагом навстречу?

Тихонько, на цыпочках, я прокралась в спальню. Яр сидел на кровати, прислонившись к стене, и его лицо освещал бледный свет экрана ноутбука. Заметив меня, он захлопнул крышку, стало совсем темно. На ощупь я нашла край кровати, просочилась под одеяло – и была поймана в теплые объятия.

– Что ты на себя тут надела, – проворчал Ярослав, пытаясь гладить меня, но неизменно натыкаясь на ткань пижамы. – Что вообще за глупости, зачем тебе пижама? Это такой изощренный отказ в сексе? Или ты сегодня женщина-головоломка Леонардо? У тебя тут пуговиц двести точно!

Он вертел меня со всех сторон, сжимал грудь через ткань, гладил узкую полоску кожи между пижамной курткой и штанами. Я упорно молчала, но таяла от настойчивых поцелуев, приходящихся куда попало – где Яр находил место, свободное от тирании пижамы, туда и целовал.