Часть крестьян выбежали из зала: помчались сломя голову домой за деньгами. Другие стали подниматься на сцену и подходить к столу президиума. Особенно удивила односельчан одна худенькая старушка Прасковья Яковлевна Сотова. Она выложила на стол целых двести рублей! - Готовила себе на похороны, - грустно сказала она. - Но ничего, подожду, успею еще собрать.
Зал дружно зааплодировал.
…К вечеру Михаил Иванович так устал, что еле передвигал ноги. Особенно способствовала этому еще и обильная выпивка с закуской, которую организовали для талантливого оратора руководители села. Уезжал он в райцентр на председательском «газике», увозя с собой в чемодане сумму в двенадцать тысяч пятьсот сорок рублей.
С неделю отдыхал Михаил Иванович в своем родном поселке Сельцо. Щедро угощал товарищей и подруг. Денег хватало как раз на шесть-семь дней. И на следующей неделе все повторялось вновь. Молодой оратор опять ехал в очередную деревню и вел свою полезную патриотическую работу.
Всегда безупречно одетый, гладко выбритый и предельно обходительный, Михаил около трех лет обирал окрестные деревни и села. Постепенно диапазон его творчества увеличивался - он стал уезжать со своими интересными лекциями все дальше и дальше. Кто знает, может он перешел бы и границы Брянской области…
Осенним вечером 1976 года к дому Михаила Кругликова подъехала переполненная стражами порядка милицейская машина. Оратор был арестован и увезен куда-то в район. Однако через месяц Михаил Иванович вновь объявился в поселке в своем безупречном виде. Он сообщил, что отсидел в камере предварительного заключения и подвергся суду. Судьи ничего серьезного в его деяниях не нашли и определили два года условно за хулиганство, что, сказал он, было надуманно и несправедливо.
Далее он рассказал, как он «прокололся». Оказывается, во время одной из пьянок с руководителем очередного одураченного села он допустил ошибочное высказывание о своих родственных связях с Л.И.Брежневым. А в другой компании - произнес цитату из Евангелия о том, как дороги Спасителю гроши нищей старушки по сравнению с богатствами знати. Эти «антисоветские» высказывания не остались незамеченными, и он едва не угодил в тюрьму. Лишь только «умение жить» спасло его от сурового наказания. - Для меня нет трудных вопросов! - смеялся, беседуя с друзьями, Михаил. - Как говорили древние: «Золотой осел берет любой город»!
Однако такие опрометчивые высказывания имели для нашего героя самые серьезные последствия. В среде друзей Кругликова уже начали появляться завидовавшие его талантам люди. Через несколько дней к его дому вновь подъехала милицейская машина. Теперь он отбыл в неизвестном направлении и надолго.
Только через несколько лет жители узнали, что Кругликов был судим каким-то «закрытым» судом, получил четыре года за «злостное политическое хулиганство» и теперь отбывал свой срок. Рассказывали даже о героической речи талантливого сельцовца на суде, где он беспощадно обличил коррупцию властей, несправедливость существующего строя, препятствовавшего свободно и правдиво излагать свои мысли и чувства.
Сентябрьской ночью 1976 года в окно большого деревянного дома по улице Советской кто-то постучал. Хозяйка, набожная пожилая женщина Антонина Семеновна Перебросова приоткрыла дверь и высунула голову. - Откройте матушка, - послышался тихий голос. - Я к вам от отца Сергия с благословением.
- Заходите скорее, - послышался ответ.
Это был небезызвестный нам Михаил Иванович Кругликов. Вновь изящно одетый, гладко выбритый, словом, опрятный. Но теперь уже его костюм был не таким сверхмодным и кричавшим. Заметна была какая-то таинственная, даже траурная скромность.
О чем шептались в доме Антонины Семеновны, что решали, так и осталось для многих жителей Сельцо загадкой. И хотя Кругликов перестал ездить с лекциями по деревням и селам, вскоре о нем вновь заговорили. Он устроился на работу - сначала официантом в брянский ресторан «Журавли», где, впрочем, долго не продержался, а потом получил должность ночного сторожа на одном местном предприятии. Как потом он рассказывал друзьям, на работу он не ходил, а просто числился, чтобы не вызывать беспокойства у властей и не пасть жертвой обвинения в тунеядстве. Заработную плату он передавал директору предприятия.
Бывали дни, когда в доме, где проживал Михаил, лилась музыка, пелись песни богатого российского репертуара, от официальных патриотических до услышанных в местах не столь отдаленных. Закатывались пиры, устраивались оргии, вино лилось рекой.
В другие дни - и уже в другом доме - у Антонины Семеновны происходили встречи Михаила с глубоко религиозными старушками. Что там делали Кругликов и его покровительница, никто не знал, однако после каждого сборища Михаил закатывал особо пышные пиры, разъезжал по Брянску и поселку на такси, иногда с большими компаниями. Через два года после начала своей новой деятельности Кругликов женился на местной восемнадцатилетней красавице, вызвав зависть и восхищение у ее менее удачливых подруг.