Десница великого мастера

Над очагом, расположенным посреди дома, спускалась цепь, к которой был подвешен гусь. У очага сидела женщина. Она поворачивала гуся, жир стекал в подставленную под ним сковородку. Женщина крылышком смазывала гуся тем же жиром.

Стоял приятный запах. У Георгия и Гиршела разыгрался аппетит.

В хате Габо они застали Китесу, Эстате и незнакомого джавахетского пастуха Ундилаисдзе.

— А ну-ка, узнайте моего гостя, — обратился Георгий к друзьям юности.

Ни Габриэль, ни Китеса, ни Эстате не узнали Гиршела.

Царь не хотел выдавать секрета при чужом пастухе.

— Ну, ладно, — сказал он, — садитесь, давайте сначала выпьем, и потом я представлю вам этого молодца.

Габо влез на чердак и снял оттуда копченый курдюк трехлетней выдержки. И при всем том нищета царила кругом, на стенах висели лоскутья грубой домотканой шерсти, в углу были свалены изодранные мутаки и тюфяки. Три убогие колыбели стояли перед постелью. Дети жалобно пищали.

Мальчуган заливался тонким плачем, который переходил у него в икоту и кашель. Он кашлял и закатывался, как петушок. Женщины, занятые уборкой стола, не обращали на крики ребят никакого внимания. Георгий подошел к ребенку, приласкал его. Приложил указательный палец к подбородку.

— Агу-у-у! Агу-у!

Курдюк положили варить в котел. Гостям подали рыбу с острой подливой. Запах подливы, заправленной сельдереем, раздражал и без того завидный аппетит Гиршела.

Георгий подсел к очагу, взял у женщины крылышко и сам стал медленно смазывать жиром гуся, висевшего над очагом.

— Сколько у тебя детей, тетка?

— У меня? Да у меня двое.

— Близнецы?

— Близнецы, — ответила женщина стыдливо.

— Ну, дай им бог вырасти большими.

Георгий окунул крылышко в сковородку и смазал гуся.

— А чей же третий, тетка?

— Сестра у меня гостит. Этот маленький — ее сын. Бедняжка, заболел коклюшем.

Гиршел жадно поедал сома. Эстате то и дело вносил наполненные вином глиняные кувшины.

— Сегодня я был в гостях у моего побратима, голодом уморил он меня, окаянный! — шутил Гиршел и, свернув тонкий лаваш, обмакнул его в подливу и запустил в рот.

При виде влажных винных кувшинов Георгию тоже захотелось вина. Гиршел передал Эстате очередную чашу.

— Из этой чаши выпьем за здоровье нашего Глахуны, — произнес Эстате.

Георгий взял у друга чашу, поднял ее и сказал:

— Сначала выпейте за здоровье моего гостя Икункелидзе.

Гиршел улыбнулся и ничего не сказал.

— Этот человек приехал в Мцхету жениться. Он переплыл разлившуюся Куру, ибо обычай героев такой: ради возлюбленной быть готовым к любым испытаниям.

Глахуна посмотрел кругом и, убедившись, что женщины вышли, сказал:

— Нет, ребята, неправду я вам сказал. У него в Мцхете живет наложница — из-за нее не пожалел он живота своего.

Габо заметил, что Глахуна соревнуется в выпивке с неизвестным, и шепнул Эстате:

— Подлей водки в вино этому богатырю, а не то он всех нас перепьет.

Затем обратился к Георгию: — Ты налегай на гуся, Глахуна. Помни, это вино обманчиво.

Георгий оторвал ляжку у гуся. Гиршел ел молча. Своими хищными зубами он раздирал мясо, разгрызал кости, облизывая жирные пальцы.

С аппетитом ели и остальные. Кончились тосты за здоровье присутствующих и Домочадцев; Георгий взглянул на Ундилаисдзе и, когда убедился, что тот достаточно пьян, поднял бычий рог и произнес:

— Разрешите, друзья, и мне сказать тост. Помните вы друга нашего детства, племянника матери моей, Гир-шела?

— Как же не помнить, Глахуна, с ним мы не раз рыбачили на Арагве, — ответили все трое.

— Так вот, Гиршел бежал от сарацин и прибыл в Квелисцихе в день пасхи. Выпьем, ребята, за Гиршела. Вы помните, верно, и то, как он когда-то соревновался с нами в выпивке. Будь он теперь с нами, мы бы потешились над ним.

— Э-эх, будь он с нами! — загоготал Габо. Гиршел обнажил крепкие клыки, опорожнил рог и

стал грызть гусиное гузно. Вдруг он покраснел, как-то странно зашатался и выронил жирный кусок в миску. Его затошнило, но он удержался, упершись локтями в колени.

Габо наполнил турий рог до краев.

— Выпьем по обычаю за здоровье царя Георгия. Опорожнили турий рог. Снова стали есть молча.

— Как вы думаете, что ест сейчас этот бедняга, царь Георгий? — спросил Эстате.

— Наверное, как и мы, смакует курдюк трехгодичной выдержки, оленьи шашлыки ему не по карману, — пошутил Ундилаисдзе.

Царь Георгий в самом деле ел в эту минуту курдюк трехгодичной выдержки. Он улыбнулся и вытер ладонью жир с усов. В душе же Георгий испугался, как бы пастух не узнал его. Он подмигнул Габо — закати, мол, пастуху еще один рог. Тамада наполнил рог до краев. — Пью за здоровье твоих домочадцев! — обратился он к Ундилаисдзе. Мухранское вино окончательно сразило джавахетца. Он опустил голову и задремал. Вино все больше разбирало и Гиршела. Но, как и во всем, он состязался со своим родственником и в выпивке.

Стойко пил сам, но следил и за чашами, которые осушал Георгий.

— Соревнование со мной погубит тебя, Икункелид-зе! — крикнул ему Георгий. Одним дыханием опорожнил он огромную чашу и передал ее Гиршелу.