Читаем Деспотизм Востока. Сравнительное исследование тотальной власти полностью

Ленин определил диктатуру пролетариата, которую он официально считал сердцем советского режима, как 'власть, не ограниченную никакими законами'. Как и другие высказывания Ленина, эта формула сочетает в себе впечатляющую полуправду с важными хитростями. Во-первых, русские рабочие никогда не контролировали советскую диктатуру, и есть достаточно доказательств того, что Ленин знал об этом. Во-вторых, ни один режим, даже диктаторский, не действует без каких-либо нормативных актов или законов, и это тоже было хорошо известно Ленину. Прежде чем было сделано только что процитированное заявление, его диктаторское правительство уже издало много революционных постановлений и декретов. Право деспота интерпретировать, изменять и отменять ранее установленные законы является основополагающим конституционным и правовым принципом абсолютистской власти. Определение Ленина с жестокой откровенностью подчёркивает неограниченную власть диктатора в том, чтобы использовать законы по собственному желанию. В сфере террора он может пойти так далеко, что станет трудно отличить беззаконный террор от законного террора.


5.C.2.c. Беззаконный террор и законный террор

Вождь или правитель не обязательно отменяет законы своего гидравлического сообщества, когда совершает сам или даёт приказы совершить акты устрашающей жестокости.

В небольших гидравлических племенах самодержавная жестокость не является проблемой, потому что вождь, будучи близок к своим соплеменникам, не в состоянии использовать власть сверх своих руководящих функций и вне их. Так обстоят дела у племени сук и их гидравлических соседей, а также повсюду у американских индейцев пуэбло.

В более крупных гидравлических племенах вождь может стремиться поддерживать своё зарождающееся самодержавие, применяя показательный террор. Например, вождь племени чагга может совершать всевозможные жестокости против своих подданных. Утверждают, что Ндесерно вырывал сердца из тел своих жертв, пока те были ещё живы, и жарил их для своих детей. Вождь, который решался на такие крайности, испытывал серьёзные опасения, но, по словам Гутмана, такие жестокости в отношении отдельных лиц не вредили его престижу. Напротив, страх, который они внушали, укреплял стабильность режима.

Вероятно, показательный террор, которым руководили правители Гавайских островов в древности, хорошо служил той же цели, и так называемые каннибальские тексты Древнего царства намекают на подобную ситуацию в доисторическом Египте. Один из этих текстов, найденный в пирамиде, повествует о том, как мёртвый правитель убивает и расчленяет людей, чтобы приготовить из них пищу, люди пребывают в преисподней для удовлетворения его гурманских удовольствий; другой текст повествует о нём же, принимающем жён от мужей, когда он того хочет и согласно желаниям его сердца[73].

В более дифференцированных гидравлических цивилизациях существует меньшая необходимость укреплять возвышенное положение правителя показательными актами самодержавной жестокости. Хотя такие акты не исчезают полностью, в настоящее время они инициируются в основном чрезмерно жестокими (и/или ненадёжными) государями и главами династий, чьи действия находятся ниже максимума рациональности правителей. Годфруа-Демонбин описывал нерационально террористическую особенность халифата Аббасидов следующим образом: 'Импровизированные казни и показ отрубленных голов являются частью обычной практики двора Аббасидов. Со времён царствования аль-Мансура человек, которого срочно вызывают во дворец от имени охраны халифа, понимает, что имеет хорошие шансы не вернуться живым. Он составляет завещание, прощается с семьёй и несёт под мышкой свой саван'[74].

В этих и других случаях террористическое поведение правителя находилось скорее выше закона, чем противоречило ему. С другой стороны, чиновники, которые прибегали к крайней жестокости, часто выходили за рамки даже самого широко допустимого толкования закона. Порой их привлекали к ответственности. Но многие 'беззаконные' бюрократические террористы были подвергнуты критике только после своей смерти.

Чрезмерность самодержавного и бюрократического террора является крайним проявлением человеческого поведения при тотальной власти. Однако с институциональной точки зрения эта чрезмерность, вероятно, важна менее, чем бесчисленные акты террора, которые совершались как рутинные дела в гибких рамках деспотического закона. Именно эта рутина террора в управленческих, финансовых и судебных процедурах заставила некоторых наблюдателей назвать правление гидравлического деспотизма 'правлением посредством порки'.

5.C.3. 'Правление посредством порки'


5.C.3.a. Террор в управленческих процедурах

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение