Десталинизация. От У. Черчилля до Д. Медведева

«Ещё раз хочу обратить ваше внимание на то обстоятельство, что с разницей в несколько лет Молотов двум разным писателям рассказал практически слово в слово одну и ту же байку». Это разве аргументация, это разве доказательство? А что — Молотов должен был, обязан был Карпову и Чуеву рассказать совершенно разные версии? Ведь что он услышал от Берии — то и сказал, всё. Представьте — чтобы Молотов, к радости А. Мартиросяна, рассказал бы Чуеву и Карпову на одну и ту же тему разное. Тогда бы, во-первых, точно — одна из версий как минимум была бы «байкой», а во-вторых, и главное — вот тогда-то Молотов точно «спалился» бы, и тогда точно сверхэмоциональный и агрессивный А. Мартиросян разорвал бы Молотова на кусочки во всех своих многочисленных книгах. Считаю, и небезосновательно, что в данном случае А. Мартиросян поступил не солидно, и даже — не порядочно. К тому же достоверно известно, что когда обсуждался вопрос ареста Берии, то Молотов был против ареста Берии без санкции прокурора или решения суда.

И ещё обращаю внимание читателей не столько на логику, сколько даже на здравомыслие А. Мартиросяна, и если не очень внимательный читатель не обратил внимание на противоречие в начале цитаты, то я специально повторю: «Можно ли верить Молотову, что Берия сказал такие слова? Я думаю, что можно. Молотов очень крупная личность, он понимал цену таким словам».

То есть, как видим — А. Мартиросян публично утверждает, что он верит Молотову («Я думаю, что можно», а не — «Я думаю, что нельзя ему верить»). А. Мартиросян вначале верит Молотову, что Берия признался, даже похвастался ему в убийстве Сталина, и очень уважительно выражается по отношению к Вячеславу Молотову, но затем тут же «по умолчанию» и по факту начинает опровергать свою же веру, и подло доказывать, что В. Молотов лжец, а Берия «белый и пушистый». Это что? Раздвоение личности, нелады с самим собой? И это не первый случай запутывания истории А. Мартиросяном, в своей книге 8 я уже обращал внимание на странные «кульбиты» «авторитетного» А. Мартиросяна, которого последнее время либералы неслучайно допустили до телевидения. На основании вышеизложенного предлагаю А. Мартиросяну вначале в тиши, неспешно разобраться с самим собой, выпутаться из собственных противоречий, не изливать на страницы своих книг неконтролируемые, фонтанирующие через край здравомыслия эмоции, и не запутывать читателей.

Такую же оправдательную позицию по отношению к Л. Берии занимает сверхагрессивный истеричный историк Ю. Мухин, который фрагментарно добивается в исследовании истории хороших, впечатляющих результатов, а в других случаях допускает умопомрачительные ляпы. Я понимаю, что этой критикой вызываю ответное пристальное внимание к своим трудам и возможную критику в свой адрес, но зато в этой жесткой теоретической «диалектической» борьбе за правду в конечном итоге придем хотя бы по подавляющему большинству одинаковых мнений к достаточно истинной исторической картине. Вернусь к сути рассматриваемой темы.

По своим психологическим, лидерским качествам в одиночку решиться и организовать отравление Сталина точно не могли Булганин, Маленков или Игнатьев, не мог хитрый и осторожный Микоян, могли решиться на это только Берия и Хрущев. И если поставить дальнейший вопрос: кто из этих двоих, исходя из качеств характера, вероятнее всего мог решиться на подобный рисковый поступок, то Берия имеет явное преимущество. Берия не безосновательно, не только на основании своих заслуг, но и с учетом своего характера, интеллектуального потенциала, своих амбиций считал себя наследником Сталина, будущим главой СССР, и это подтверждают свидетели тех времен, той ситуации в советских верхах: Поскребышев, Молотов, Байбаков.

А каковы мотивы, причины желания Л. Берия ускорить кончину Сталина? Во-первых, обиды ранимого честолюбивого человека по поводу его понижения в послевоенный период, недооценка Сталиным его заслуг, особенно в период войны и в создании атомного оружия; во-вторых, страх перед непредсказуемостью Сталина на фоне жестокой расправы над русскими управленцами, над еврейскими националистами (а Авторханов и Энтони Саттон утверждали, что Берия был полуевреем) и особенно над грузинскими и мингрельскими националистами в 1952 году по «мингрельскому делу»; в-третьих, ревность к власти «созревшего» к ней Л. Берия на фоне стареющего больного и уже интеллектуально слабого Сталина и на фоне всех остальных в окружении Сталина, явно уступающих по лидерским, волевым, организационным и интеллектуальным качествам Берии. И всё вышеперечисленное следует рассматривать не по отдельности, а в сумме, во взаимодополнении и взаимоусилении, как суммарный эффект.