– Да. Это было очень смешно, как в детском кино. Мария Алексеевна никуда меня не отпускала, боялась, наверное, что я опять с ума сойду или снова в монастырь убегу. Она хотела, чтобы я подписала какой-то контракт, но я понимала, что нельзя (я же в этом совсем не разбираюсь) и отказывалась. Говорила, что мне надо посоветоваться с Владимиром и Клавдией Петровной… – девушка вспомнила, и ее глаза потемнели от горя, как темнеет лес, когда на него находит облачная тень. – Все никак не могу поверить, понять, что Клавдии Петровны нету… Кто… Нет, и рассуждать никак не могу!… В общем, Мария Алексеевна не знала, что делать, а ее доверенный человек сказал ей, что я – поломаюсь, поломаюсь и все подпишу. Вот она и ждала. Приходил учитель по вокалу, она, когда приезжала, сама со мной занималась… В общем, мне там тоже было неплохо. Только я нервничала за наших мужчин… А потом однажды я гуляла по саду и через забор, прямо к моим ногам прилетел самолетик, знаете, такой обыкновенный, бумажный, в детстве их все делают. Я его подняла, развернула, а там – представляете? – оказалась записка, адресованная именно мне! А в записке написано, что все меня ищут, а Каю угрожает опасность, и поэтому лучше бы мне появиться, пока он не наломал каких-нибудь дров. И про смерть Клавдии Петровны тоже было там написано…
– И ты даже не догадываешься, кто тебе эту записку подбросил?
– Нет, но я почему-то сразу ей поверила.
– А как же ты ушла, если тебя специально караулили и не отпускали?
– Да… – Ольга пожала неширокими плечами. – Но это же они так думали, что не отпускают, а не я… Я просто ночью спустилась из окна, проползла вдоль кустов, чтобы под камеру не попасть, и перелезла через забор с яблони на рябину, чтобы сигнализацию не задеть. Хотя мне кажется, что там и нет никакой сигнализации, это они меня просто специально пугали. А овчарка Джильда еще и лицо мне на прощание облизала. Я с ней, конечно, ужином поделилась… Этого уж я и вообще не понимаю, хотя, вы же знаете, сама трусиха ужасная. Но это же как нужно бояться нормальную собаку, чтобы она на тебя бросилась!…
– Просто ты – сестра этого сумасшедшего Кая, вот и все дела! – усмехнулся Варсонофий. – Я, например, и в молодых годах собак боялся и сейчас боюсь. И они всегда норовили меня хоть обгавкать.
– Варсонофий, мне нужно туда! – настойчиво заглядывая в глаза монашку, сказала Ольга. – Туда, где сейчас Кай, Владимир и все. Я, может быть, и родилась там, и сестра его по крови, но ничего не помню, ничего не найду, просто в лесу заблужусь. Вы мне поможете туда добраться, отыскать их?
– Помогу, девочка, и все, что хочешь, для тебя сделаю, но при одном условии, – сказал Варсонофий. – И ты это условие знаешь. Мне нужен крест Ефросиньи Полоцкой. Я должен вернуть его церкви. Это мой обет.
Ольга задумалась. Как и все дети, выросшие в детдоме, она слишком хорошо знала цену пустым обещаниям.
– А если этот крест вернете не вы сами, а кто-нибудь другой, ну хоть тот же Кай… Это подходит?
– Если ты пообещаешь мне, что сумеешь уговорить своего братца – подходит. Господь-то все равно всю правду видит. Этот крест не ваше семейное достояние – а всего православного мира.
Глава 16
Женя сидел на корточках у небольшого озерца-болотца с ржавой, но прозрачной водой. На краю болота росли хилые сосенки и высокие стрелолисты. Дальше – мелкими цветами цвели какие-то болотные травки, вальяжно стелились листья уже отцветшей кубышки, а в далекой глубине ходили радужные прозрачные тени – то ли от проплывающих по небу облаков, то ли от загадочных и невидимых подводных обитателей. Огромный, черный жук-плавунец с механической регулярностью всплывал из глубины на поверхность, загребая двумя мохнатыми лапами, и замирал, выставив брюшко и захватывая воздух. Лягушки, разлапившись и невесомо повиснув между стеблей, глядели переливающимися глазами. Незнаемая водяная мелочь быстро сновала взад-вперед по каким-то своим подводным делам. Женя смотрел загипнотизировано, в его собственных глазах плавала ржавчина бездумья.