Детектив

– Даже не припомню, когда еще у меня на руках было столь сильное обвинение, – заключила прокурор Адель Монтесино, объявив о своем неоднозначном решении привлечь Элроя Дойла лишь по одному из нескольких серийных убийств.

***

Но если прокуратуре понадобились шесть месяцев для обработки улик и подготовки к судебному процессу, то в полиции штата Майами оценку происшедшему дали значительно быстрее. При наблюдении за Элроем Дойлом был допущен грубый просчет, повлекший за собой смерть супругов Темпоун. Хотя вся правда о событиях того вечера стала известна лишь нескольким высокопоставленным офицерам, детективам отдела по расследованию убийств строго наказали не обсуждать этого дела ни с кем, включая собственные семьи, не говоря уже о прессе.

Несколько дней после убийства Темпоунов полицейское начальство, затаив дыхание, ожидало, что какой-нибудь проницательный репортер сумеет заглянуть в подоплеку события, внешние обстоятельства которого были драматичны сами по себе. Проблема могла только усугубиться от того, что Темпоуны были чернокожими. Само собой, ошибка группы наблюдения не носила расового характера, и жертвами вполне могли оказаться белые, но все же подобной ситуацией охотно воспользовались бы активисты движения за права негритянского населения, всегда готовые настраивать друг против друга людей с разным цветом кожи.

Однако непостижимым образом худшего не случилось, информационная плотина не прорвалась. Репортеры, которые, естественно, уделили много внимания ужасному преступлению, акцентировали внимание, в основном, на том факте, что в итоге удалось арестовать серийного убийцу. Помогло и то, что пресса сразу же сделала национальным героем малолетнего Айвена Темпоуна, который, как изложил один из журналистов, “нашел в себе мужество вызвать полицию, рискуя был” услышанным преступником и тоже пасть от его руки”.

Ни на что другое не нашлось уже ни эфирного времени, ни газетных колонок.

Между тем в полицейском управлении тихо, закулисно обсуждали, как наказать тех, кто допустил “убийство, которого могло не быть”. Поскольку тема дискуссии потенциально была опасна для имиджа правоохранительных органов, обсуждение велось за закрытыми дверями кабинета самого начальника полиции Майами. Последнее слово оставили за майором Марком Фигерасом, командиром всех следственных подразделений, который недвусмысленно обрисовал свои намерения:

– Я хочу знать абсолютно все, до самой последней детали.

Лео Ньюболд всерьез воспринял слова начальника и провел длительный допрос Малколма –Эйнсли и Дана Загаки, который записывался на магнитную ленту.

Эйнсли рассказал правду о поведении Загаки, но винил только себя: он не должен был отменять своего первоначального решения и допускать молодого детектива к работе в спецподразделении.

– Я совершил ошибку, – сказал он Ньюболду, – и должен понести наказание, которое заранее признаю справедливым.

Загаки же, напротив, пытался выгородить себя и даже обвинил Эйнсли в неумении четко сформулировать приказ. Ньюболд в этот вздор не поверил, что нашло отражение в магнитофонной записи.

Свой доклад вкупе с кассетой Ньюболд доставил майору Маноло Янесу, начальнику объединенного отдела по расследованию преступлений против личности, а тот передал материалы вверх по инстанции майору Фигерасу. Через несколько дней до сведения всех заинтересованных лиц были негласно доведены принятые решения.

Детектив Загаки получил выговор за “пренебрежение служебными обязанностями”, в виде штрафа удерживалась треть его должностного оклада и в довершение всего его разжаловали из детективов в патрульные полицейские.

– Я бы вообще вышвырнул сукина сына из полиции, – говорил потом Фигсрас Янесу, – но положение о государственной службе не позволяет. Пренебрежение служебным долгом в нем не считается непростительным проступком.

Сержанту Эйнсли вынесли выговор за “ошибки в работе с подчиненными”. Он воспринял наказание как должное, хотя прекрасно понимал, что выговор навсегда останется черным пятном в его личном деле. Но это совершенно не устраивало лейтенанта Ньюболда.

Явившись в кабинет майора Янеса, он попросил аудиенции у своего непосредственного начальника совместно с Фигерасом.

– Твоя просьба звучит слишком официально, Лео, – заметил Янес.

– Я здесь по официальному вопросу, сэр.

– Повод?

– Сержант Эйнсли.

Янес с любопытством посмотрел на Ньюболда, потом снял трубку телефона, переговорил негромко и кивнул:

– Хорошо, прямо сейчас.

Вдвоем они прошли в молчании длинным коридором и были препровождены секретарем в кабинет майора Фигераса. Выйдя, секретарь плотно закрыл за собой дверь.

– Я крайне занят, лейтенант, – сказал. Фигерас не без раздражения. – Что бы ни привело вас ко мне, давайте покороче.

– Я обращаюсь к вам, сэр, с просьбой пересмотреть взыскание, наложенное на сержанта Эйнсли.

– Он сам попросил вас об этом?

– Нет, сэр. Это моя инициатива. Эйнсли ничего об этом не знает.

– Решение принято, и я не вижу причин отменять его. Проступок Эйнсли очевиден.

– Он сознает это, и сам склонен более всех винить себя.

– Тогда за каким чертом вы здесь?